Писательская рота - Сергей Егорович Михеенков
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. —
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слёз, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…
1943
Есть стихотворение, которое приписывают Мусе Джалилю. Написано ли оно действительно Джалилем, доподлинно неизвестно. Одни исследователи утверждают, что это не его стихотворение, что ни в одном сборнике среди написанного в Шпандау, Моабите и Плётцензее, этого стихотворения нет и что принадлежит оно Эдуарду Асадову. Сюжет двух этих стихотворений схож. Называется оно «Чулочки».
ЧУЛОЧКИ
Их расстреляли на рассвете,
Когда ещё белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
И вдруг раздался голос детский
Наивный, чистый и живой:
— Чулочки тоже снять мне, дядя? —
Не упрекая, не браня,
Смотрели, прямо в душу глядя,
Трёхлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже?..»
И смятеньем эсэсовец объят.
Рука сама собой в волнении
Вдруг опускает автомат.
И снова скован взглядом детским,
И кажется, что в землю врос.
«Глаза, как у моей Утины», —
В смятенье смутном произнёс,
Охваченный невольной дрожью.
Нет! Он убить её не сможет,
Но дал он очередь спеша…
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, а если б дочка
Твоя вот здесь бы так легла,
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты человек — не просто немец,
Ты — страшный зверь среди людей.
Шагал эсэсовец упрямо,
Шагал, не поднимая глаз.
Впервые, может, эта дума
В душе отравленной зажглась.
И снова взгляд светился детский,
И слышится опять, опять!
И не забудется вовеки:
«Чулочки, дядя, тоже снять?»
Публикации
Сочинения: В 3 т. Казань, 1955–1956.
Сочинения. Казань, 1962.
Избранное. М.: Художественная литература, 1966.
Костёр над обрывом. М.: Правда, 1987.
Моабитская тетрадь. Казань: Таглиман, 2006.
Награды и премии
«Золотая Звезда» Героя Советского Союза (1956). Посмертно.
Ленинская премия по литературе (1957), посмертно — за книгу стихотворений «Моабитская тетрадь».
Глава девятнадцатая
Иван Акулов
«Один из самых честных ратных художников…»
Иван Окулов родился в деревне Уросовой близ Туринска Ленского района Свердловской области в семье дорожного мастера и мостовщика Ивана Григорьевича и его жены Натальи Филимоновны. Именно так, через начальное «О» писалась его фамилия. Акуловым же по небрежности сделает его армейский писарь. Не единственная история, характерная для того непростого времени, когда простая запись армейского писаря становилась основополагающей, из которой происходили все последующие документы, удостоверяющие личность человека.
Ивану исполнилось девять лет, когда отец, подрядившись на строительство крупного завода, перевёз семью в Свердловск. Страна строила Уралмаш.
«Это было начало тридцатых голодных годов, — вспоминал Иван Акулов. — Жили мы вместе с сотнями других семей в землянках — наши отцы работали на строительстве Свердловского машзавода. В школу бегали за пять вёрст в деревню Никаноровку.
Никаноровская школа оставила у меня особое впечатление. Это не главное, но здесь нас кормили горячими обедами и хлебом. И признаюсь от чистого сердца, такого вкусного супа, какой мы ели в школе, я после, кажется, никогда и нигде не едал. Мы не имели никакого понятия ни о тетрадях, ни об учебниках — у нас их попросту не было. Писали и решали задачи на газетах и обоях, сшитых в большие блокноты. Оттого что нам негде было достать необходимые книги к урокам литературы, наша учительница Клавдия Михайловна всё читала нам сама».
Спустя какое-то время Окуловы перебрались в город Ирбит. Поселились в деревянном двухэтажном доме барачного типа неподалёку от школы.
Отец Иван Григорьевич часто болел и вскоре умер. Мать Наталья Филимоновна поднимала детей одна.
После окончания школы в 1939 году Иван поступил в Ирбитский зоотехникум.
Началась война, и Иван Окулов с третьего курса был призван в Красную армию.
«…Меня на третью неделю призвали в армию и направили в пехотное училище. Двухлетнюю программу взводного командира должны были пройти за пять месяцев. И нетрудно представить наше курсантское положение, когда мы спали в сутки по четыре-пять часов. В минуты полного физического истощения мы находили единственное утешение: трудно в учёбе, легко в бою. Счастливцы, мы тогда ещё не знали, что такое бой!»
В бой он попал уже весной 1942 года, сразу по окончании курса Тамбовского пехотного училища.
Брянский фронт. 3-я армия. 137-я стрелковая дивизия. В романе «Крещение» он называет её «камской».
Вот там-то, под бомбёжкой, впопыхах, выправляя юному лейтенанту документы и назначение на взвод одной из стрелковых рот, занимавшей оборону в первой линии, писарь и махнул, на слух: Акулов…
Под Мценском, где дралась 137-я стрелковая дивизия 3-й армии, шли тяжелейшие бои. Войска Брянского и левого крыла Западного фронтов проводили Болховско-Мценскую наступательную операцию. Целью операции была ликвидация орловского плацдарма. После разгрома немецких войск под Москвой в наших штабах, да и в Ставке Верховного главнокомандования тоже, в какой-то момент воцарилось настроение, которое весьма точно охарактеризовал кавалерийский генерал П. А. Белов: «…преувеличенное представление о возможностях наших войск…» Маршал Г. К. Жуков, вспоминая те бои, замечал, что, мол, у многих тогда от временных успехов шапки были набекрень.
В центре целью наступления стал Ржевско-Вяземский выступ. А южнее — Орловский.
Этот, второй, словно неприступные форты окружали города Болхов, Мценск, Новосиль, Ливны. Немцы превратили их в мощнейшие опорные пункты с развитой системой артиллерийско-миномётного и стрелкового огня. И вот 61-я и 3-я армии ринулись вперёд. Наступление было неудачным, оно утонуло в крови.
Дивизия, в которую только что прибыл с маршевым пополнением молоденький и необстрелянный лейтенант, выпускник ускоренного курса Тамбовского пехотного училища, наступала на Мценск.
