Хендрик Фертен - В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

Такой была жизнь в Бреслау в те дни. Однако я не спешил зарегистрировать себя как перемещенное лицо, поскольку это грозило возвращением в Голландию, что не сулило мне тогда ничего хорошего. Тем более что фальшивые документы, которыми я располагал, при некоторой удаче, выдержке и достаточной решительности позволяли мне надеяться, что я смогу пережить то более чем нестабильное время в Бреслау. Но судьба не слишком щадила меня, и я не раз оказывался в очень опасных ситуациях, когда все висело на волоске.

Здесь мне вспоминается устроенный поляками неожиданный обыск дома семьи Ласка. Я как раз находился там, и это могло подставить под удар всех нас. Польские офицеры в роскошной новой униформе с надменным видом осматривали каждый угол жилища Ласка. К моему счастью, они не додумались простукивать стены. А я как раз прятался в очень хорошо замаскированном шкафу внутри стены, который использовался для хранения постельного белья.

Тем не менее как бы тяжела и опасна ни была моя жизнь в те дни, но были в ней и приятные моменты. В том числе и мои прогулки на реку Одер. В начале 1946 года стояла прекрасная погода, которая вполне подходила для того, чтобы загорать. Правда, жители Бреслау отказывали себе в этом удовольствии, поскольку боялись столкнуться у реки с русскими или поляками. Но я, не будучи немцем, мог себе позволить прогулки к Одеру и купание в нем. В течение нескольких, дней я наслаждался рекой и солнцем в одиночестве. Но однажды ко мне присоединилась молодая девушка, которая, как я сразу понял, не могла быть немкой.

Это была восемнадцатилетняя блондинка, говорившая на ломаном немецком, к которому, к моему удивлению, то и дело примешивались голландские слова. Ее звали Эльжбетой. Как выяснилось, языку ее учил голландский рабочий в Лемберге, где она родилась. Купаясь и загорая вдвоем, мы не заметили, как у нас вскоре завязался роман. Отношения с Эльжбетой спасли меня от одиночества и тоски. Глядя на нее, я вспоминал слова из немецкой песни:

Она была самой красивой малышкойИз всех, что ты в Польше увидишь, братишка!

Мы регулярно встречались с Эльжбетой вне зависимости от того, какая была погода. Теперь мы ходили купаться к уединенному притоку Одера, который назывался Лоэ. Вскоре Эльжбета пригласила меня на обед к ее родителям, которые жили на Молльвицерштрассе. Я опасался, что этот визит не окончится ничем хорошим. Однако, вопреки моим ожиданиям, семья Эльжбеты встретила меня очень радушно. Обедали мы кукурузой с пирогами. Беседуя с родителями моей возлюбленной, я все больше проникался дружелюбием и сердечностью этой польской семьи, приехавшей с Карпат и носившей фамилию Марковиц. Симпатии не вызвала у меня только бабушка Эльжбеты, сидевшая в белом платке и подозрительно поглядывавшая на меня. Потом она даже заявила внучке, что я наверняка шпион.

Надо сказать, что семья Марковиц, как и многие другие поляки, была насильно переселена властями из Лемберга в Бреслау. Жизнь в новом городе пришлась им не по душе, они не ощущали его своим домом. Более того, родители Эльжбеты очень критиковали недостойное поведение своих соотечественников. Они признавали, что в милиции, которая не была регулярной в Бреслау в ту пору, состояли в основном люди с криминальным прошлым, которые пользовались ситуацией в своих целях. Сталкиваясь с немцами, семья Марковиц ни разу не увидела от них ничего плохого. А вот с русскими родители Эльжбеты и она сама предпочли бы не сталкиваться никогда в жизни. Советские солдаты не раз делали моей возлюбленной непристойные предложения. Ее резкие отказы бесили их, и однажды русские попытались изнасиловать ее. Ей только чудом удалось сбежать от них в последнюю минуту.

Каждодневное зрелище разрушенного Бреслау терзало душу и вскоре стало для меня совершенно нестерпимым. Мне хотелось хоть на некоторое время покинуть город, и я, наконец, решился на рискованное путешествие по окрестностям Бреслау. Узнав об этом, Эльжбета сказала, что пойдет со мной, поскольку, будучи полячкой, она может защитить меня от своих соотечественников. Это было очень смелым поступком с ее стороны. Вдвоем мы доходили до Дойч-Лиссы, Лейтена, Саары. Сегодня я уже не помню, как все эти места были по-новому названы поляками. Однако из моей памяти никогда не сотрутся находившиеся там поля сражений, в которых я потерял так много своих товарищей. Но я не мог заговорить об этом с Эльжбетой, ведь для нее я был иностранным рабочим из Голландии, и ей было лучше не знать о моем прошлом.

По пути мы не раз встречали польских поселенцев, которые, как выяснялось, были недовольны новой обстановкой, окружавшей их. Тем более что переселение проходило совершенно без учета их интересов и уклада жизни. Некоторые из горожан оказалась в деревне, а некоторые из сельских жителей — в городе. Эльжбета сама заговаривала с поляками, которые смотрели на нас с подозрением. Я при этом молчаливо улыбался, и этого было достаточно, чтобы нас принимали за влюбленную парочку поляков. Но нам все равно приходилось проявлять крайнюю осторожность. На улицах поселений ходило множество преступников, освобожденных из тюрем в связи с окончанием войны, и подавляющее большинство из них не было политическими заключенными. Когда же мы слышали голоса русских, мы старались исчезнуть как можно быстрее, полями уходя в сторону леса. Тем не менее однажды мы все-таки наткнулись на русскую часть, двигавшуюся куда-то на автомобилях, верхом на лошадях и в запряженных лошадьми повозках. На ветру развевались прикрепленные к машинам и повозкам красные флаги. Что удивительно, мы не услышали от русских солдат никаких грязных словечек в наш адрес. Проезжая мимо, они лишь ухмылялись, словно знали, что мы всего лишь хотим побыть наедине, сидя у дороги на краю леса.

На лоне матери-природы я ощущал себя подлинно свободным, и каждый мой час проходил по-настоящему наполненно. Я наслаждался голубым небом над моей головой и пением птиц, отмечая при этом, что окрестности возвращаются к своему первозданному виду. Многие поля больше не вспахивались, и о них никто не заботился. На местах пшеничных и кукурузных полей теперь росла зеленая трава и дикие цветы. Они были прекрасны, но среди них таилась смертельная угроза для того, кто решится снова возделывать заросшие поля. Дело в том, что на полях по-прежнему оставалось много мин. Кроме них, среди сорняков и диких цветов покоилось немало солдатских костей — как русских, так и немецких. Их омывал дождь, сушило солнце, около них вырастали самые прекрасные цветы.

Странствуя по сельской местности, окружавшей Бреслау, я спрашивал себя: неужели здесь действительно воцарился мир? И все-таки чего-то не хватало для утвердительного ответа. Сельская идиллия была неполной из-за оглушающей тишины. В деревнях не было слышно мычания коров и кудахтанья кур. Война забрала из деревень коров и поросят. Во дворах не осталось важно разгуливавших туда-сюда кур и охранявших сельские дома собак. Нигде не было видно и собранного в стога сена.