О себе любимом - Питер Устинов
— Ох, какая жалость! — воскликнула она.— Голландца-то нет дома!
— Но я пришла вовсе не для того, чтобы смотреть на голландца, дурочка! — рассмеялась я.— Я пришла спросить, не пойдешь ли ты с нами вечером.— И рассказала ей о наших планах.
— Я боюсь кататься на американских горках!
— Глупости! — рассмеялась опять я.— Это очень весело. Можно мне присесть и покурить?
— Садись, где хочешь,— сказала Валерия.— Вон там, возле окна. Устраивайся поудобнее. Откуда ты идешь?
Я сказала. Осмотревшись, я увидела, что нахожусь в голой небольшой комнате с несколькими дверями и полукруглым окном-фонарем, возле которого встроена банкетка. Я опустилась на нее со вздохом облегчения и закурила.
— Надеюсь, я тебе не мешаю?
— Ничуть,— сказала Валерия,— я читала очень глупый французский роман — только и всего.
Мы принялись болтать. Я рассказала ей про художника-итальянца и его дикое предложение.
— В самом деле? — воскликнула Валерия.— Почему ты его не приняла? Только подумай! Поехать в Италию! Такая возможность!
— Глупости! Ты бы тоже никуда не поехала с незнакомым человеком!
— Но, Надя!— воскликнула снова Валерия, округлив глаза.— Только представь себе: ты вырвалась бы из России! Ты бы стала свободным человеком!
— Ну, конечно,— весьма разумно ответила я.— Все это прекрасно, но откуда ты знаешь, не превратил ли бы он меня в рабыню или, что более вероятно, не бросил бы, когда я ему надоем? И что я стала бы делать там, в Италии, одна? Я ведь даже языка не знаю. А потом, ты хоть представляешь себе, каким это было бы ударом для моих родителей, если бы я вдруг уехала с незнакомым человеком?
— Да,— сказала она,— это правда...
Мы обсуждали и взвешивали все возможные последствия предложения итальянца, когда дверь открылась и на пороге показался очень странный молодой человек. Это был Клоп.
— Можно войти? — спросил он по-французски.
— Конечно! Входите, входите, знакомьтесь с моей подругой — Надя Бенуа. Помните, я говорила вам о ней?
Я не Сомневалась, что это и есть так называемый «голландец». Мы обменялись улыбками. Он был в белой рубашке с синим в белый горох галстуком, бриджах до колен и в высоких желтых кожаных сапогах со шнуровкой. Выглядел он весьма необычно.
Вид его меня позабавил. А он, заметив, что я потушила сигарету, подошел ко мне и предложил новую из своего портсигара. Я поблагодарила, и он поднес к ней спичку. От сигареты пахло духами.
«Как странно!» — подумала я.
Завязался разговор.
Не помню, о чем мы говорили,— помню только, что было легко и весело. Шуточки следовали за шуточками, игра слов, двусмысленности. Мы с Валерией от души смеялись. А у него смеялись лишь миндалевидные, слегка навыкате, большие зеленые глаза. Они так блестели.
Неожиданно и сама удивившись, я вдруг произнесла: —: Пожалуй, мне пора, меня ждут дома. Но, быть может, вы пойдете сегодня с нами в Парк отдыха?
Молодой человек на миг задумался.
— Да, с удовольствием,— сказал он.— По-моему, я свободен. Надо только спросить Николая Николаевича, не наметил ли он чего-нибудь на сегодняшний вечер.
— В общем, приходите, если сможете,— сказала я.— Валерия пойдет с вами. Она знает, где мы встречаемся. И не бойтесь,— добавила я, увидев, как по лицу молодого человека промелькнула тень опасения. — Я не имею в виду кучу народа. Нас будет всего четверо. С вами — пятеро: мой кузен Николай Бенуа, который, я уверена, будет рад познакомиться с вами, наш друг Стива Добужинский, он совсем молоденький и очень милый, и нас трое: Валерия, вы и я. Приходите! Будет весело. Мы хотим покататься на американских горках.
Так я познакомилась с Клопом. И с того дня мы ежедневно встречались.
Вечером Коля и Стива ждали меня перед домом, где жил с семьей мой дядя Александр Бенуа. С его сыном Николаем мы некоторое время тому назад обручились, но потом с обоюдного согласия разорвали помолвку, решив, что из нашего брака ничего не получится — слишком хорошо мы знали друг друга. Стиве, старшему сыну знаменитого художника, было всего шестнадцать лет, он ходил в костюме бой-скаута и был трогательно предан мне.
Я принялась рассказывать им про свое знакомство с иностранцем и сказала, что пригласила его присоединиться к нам, как вдруг увидела Валерию в сопровождении эксцентричного «голландца».
Николаю и Стиве очень хотелось послушать о том, что происходит во внешнем мире, о последних изобретениях, научных открытиях и перспективах,— всю дорогу до парка они засыпали его вопросами, на которые он подробно, остроумно и изобретательно отвечал, поощряемый их вниманием. Разговор шел на французском, так как это был язык, которым все мы свободно владели.
Подойдя к парку, мы обнаружили, что он закрыт. Оставалось развлекаться, как сумеем.
Впоследствии Клоп говорил, как был сильно разочарован, так как надеялся, что на американских горках ему удастся обнять меня.
Мы провели вечер, сидя на скамейке,— болтали, смеялись, рассказывали друг другу всякие истории, потом в превосходном настроении отправились по домам.
Так началось двухнедельное ухаживание Клопа — погода стояла теплая и солнечная. Мы совершали долгие прогулки по набережным Невы, навещали друзей, ходили в Эрмитаж, где я показала ему «Мадонну» Бенуа и рассказала ее историю. Я не водила его к моим родителям, но мы обошли всех моих дядей — посетили Альберта, поразившего Клопа своей красотой, статью и непосредственностью; посетили Михаила, смуглого фанатика, похожего на Отелло, у которого мы пили чай в столовой под большим полотном Иорданса, и дядю Александра, который жил со своей очаровательной женой и детьми в атмосфере изысканного вкуса и культуры и произвел на Клопа сильное впечатление.
Мы всегда находили повод или причину снова встретиться.
Однажды мы встретились в церкви святого Андрея, где Клоп познакомил меня с хорошенькой Нюрочкой. Провели мы вечер и в Доме искусств — слушали концерт, а потом танцевали.
Но вот настал день, когда Клоп сказал мне, что думает скоро уехать из России и что это его огорчает. Меня это тоже расстроило.
Дня два-три спустя мы встретились за чаем у Николая Николаевича; я принесла картину, писанную акварелью, с трогательной надписью по-французски на обороте — я составляла ее не один час. Это было длинное и цветистое посвящение, в котором я желала Клопу счастливого пути и благополучия. Акварель была слабенькая, но забавная по мысли — ну, прямо Руссо. На картине была изображена вдали деревня, а на переднем плане несколько
