Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман
Она была в отчаянии, в смятении обращалась ко всем за помощью, не прислушиваясь к разумным советам адвокатов, и не такое видавших. Её лечащий врач посоветовал обратиться к семейному психологу, специализирующемуся на проблемах брака. Тот несколько раз по отдельности выслушал каждого супруга и пришёл к заключению, морально убившему Светлану: «Он считает свою женитьбу ошибкой. Ребёнок его не интересует, он к нему безразличен. – Затем он добавил то, что в утешение сказал бы ей отец Николай: – Вы оба едва знали друг друга. Это было безумием».
В стрессовом состоянии «жертва любви» слышит только то, что хочет услышать, и не воспринимает правды, кем бы она ни была сказана. Она безумно страдала, на коленях готова была смиренно вернуться в Талиесин на любых условиях и однажды, не выдержав, поздним вечером приехала туда, прокралась в их бывшую комнату к красавцу Вэсу, устроившемуся в кресле перед телевизором, – она, дочь Сталина, со слезами на глазах бросила себя к его ногам!
Вэс «деликатно» отстранил её. «Ты должна уйти», – с холодной вежливостью произнёс он и проводил до машины. Брак продержался полтора года.
За советом она обратилась к мужу своей приятельницы, молодому энергичному адвокату. Первым делом он разделил совместный счёт, отключив Вэса от кормушки. Затем, когда адвокат ознакомился с документами, он пришёл в негодование и обнажил правду, которую она не в состоянии была воспринять:
– Этот человек не любит вас больше. Он хочет освободиться от уз. Вы думаете, вы удержите его вашими деньгами? Я не знаю, почему вы поженились, но для вас именно сейчас самое лучшее время подать на развод. Поверьте мне, сейчас всё на вашей стороне, абсолютно всё! Вы получите ферму, потому что вы уже вложили в неё в несколько раз больший капитал, чем была её первоначальная цена. И вы должны взять ферму у него и у его сына, который не имеет права тратить ваши деньги подобным образом! Вы и ваша дочь получите всё. Мы подадим в суд в Висконсине, где все вокруг знают, какой большой вклад вы сделали в эту недвижимость. Вы сможете сохранить ферму для себя, или же продать её, или сдавать землю; земля – очень хороший вклад денег. Вам предстоит дать образование вашей дочери. Вы знаете, скольких денег это стоит?! Знаете ли вы, сколько вы потеряли уже с вашим браком? Более семисот тысяч долларов! У вас сейчас только одна треть всего того капитала, который вы принесли ему в день свадьбы! И вы ещё выплатили все его старые долги и спасли от банкротства. Известно ли вам, что вы также уплатили налог на дарственную? Специальный налог, так как ваш заём был ему предоставлен как дар! Он боялся взять заём у вас, потому что тогда ему пришлось бы вернуть вам эти деньги!
Адвокат долго ещё возмущался, но она его не слышала.
Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Шекспир, сонет 137, перевод Маршака
Что добавить к тому, что известно веками? Светлана, одурманенная иллюзиями, что Вэс одумается и ей удастся его вернуть, отказалась подавать на развод и требовать возврата денег, выманенных мошеннически, не думая о будущем дочери, и бестолково повторяла, что сделала всё сознательно, из-за любви к Питерсу. Адвокат был бессилен, столкнувшись с глупым упорством и нежеланием бороться. Он отказался вести её дело, которое считал стопроцентно выигрышным, но, поскольку она сама отказалась от борьбы, лишь посоветовал ей оформить раздел имущества, чтобы легально зафиксировать раздельное проживание.
Соглашение было подписано в июле 1972 года. Она отказалась от иска на землю и ферму в Висконсине, оставив себе лишь совместно сделанную покупку, маленький домик, который тут же продала. В содружестве с миссис Райт Уильям Вэсли Питерс её обобрал. К счастью, не до последней нитки – этого не допустили адвокаты, не позволившие Вэсли Питерсу запустить руки в Благотворительный фонд.
Юридически закрепив раздельное проживание (сепарейт), Светлана вернулась в Принстон, благо соседи сообщили ей, что её прежний дом, который она оставила два года назад, вновь выставлен на продажу. Она незамедлительно купила его и вернулась на улицу Вильсона, 50, с той лишь разницей, что теперь она уже была 46-летней матерью-одиночкой с 15-месячной дочерью, но нянечки, Александры Андреевны Бычковой, помогавшей вырастить Осю и Катю, рядом не было. Теперь она постоянно должна была нанимать бебиситеров. А материальные убытки составили 700 тысяч долларов.
Взглянем на сравнительные цифры стоимости базовых товаров из статистических данных за 1970 и 2010 годы, чтобы понять, что означают подаренные Питерсу 700 тысяч долларов США.[99]
Если за точку отсчёта взять рост цен на бензин, то Светлана в ценах 2010 года потеряла из-за своего замужества 700 х 7,58 = 5 306 000 долларов США, а в сравнении с ростом цен на недвижимость – почти 7 миллионов долларов. Нехило.
Через год Вэс подал на развод в суд Аризоны, в котором был зарегистрирован брак, и получил его за десять минут – по глупости Светлана в суд не явилась, не наняла адвоката и даже не потребовала алиментов на содержание дочери. С детства привыкшая жить за государственный счёт и иметь многочисленную прислугу, сохранившая и после смерти отца льготы и привилегии, она не научилась практичности и витала в облаках, послушная душевным порывам, подобно ветру, швырявшим её в разные стороны.
Мать-одиночка (1972–1984)
Первый и второй разводы она восприняла легко. При жизни отца, несмотря на 25-летний возраст и наличие двух деток, она чувствовала себя уверенно, зная, что никто не посмеет обидеть дочь Сталина и женихи от неё никуда не денутся. Иллюзия собственной исключительности и поезда Счастья, застывшего на перроне, закончилась весной 1953-го. Всю жизнь она пыталась его догнать, нервничала, срывалась на необдуманные поступки, о которых жалела, и вновь сломя голову прыгала в омут, не изучив предварительно дна…
Брошенная Вэсом и оказавшись в 46-летнем возрасте матерью-одиночкой, она утратила психологическую устойчивость. Последующие двенадцать лет (десять в США, затем два года в Англии) она бросалась из одной крайности в другую, меняла церкви и места проживания. Из-за непрактичности, суетливости и поспешности при принятии решений она растеряла капитал, полученный за две первые книги. Она не работала – редкие эмигранты могут позволить себе роскошь ничегонеделания – и необдуманно-расточительной жизнью подогревала слух, что сидит на «папиных миллионах».
Дом на улице Вильсона она продавала дважды.
