Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Прошло больше десяти лет. Я подрабатывала, вечерами читая лекции по лекарственным препаратам в пединституте, где будущим педагогам организовали курс по первичной медицинской помощи. В параллельной группе читал лекции молодой человек, тоже фармацевт. Как-то возвращались домой вместе – оказалось, нам по дороге. Разговорились. Он рассказал, что его жена, фармацевт, родом из того же города, что и Люда.
– Когда-то у меня была соседка по общежитию, фармацевт, тоже из тех мест, – сказала я и назвала фамилию Люды.
– Да?! Моя жена институтскую практику проходила в аптеке, где работала ваша бывшая соседка.
Никаких подробностей о жизни Люды коллега не знал. Я порадовалась, что она могла работать, следовательно, была по крайней мере относительно здорова.
Почти вся трудовая жизнь соседки Софьи прошла рядом с моей жизнью. Мы с ней проработали в одном отделе сорок лет. Именно с её подачи я перешла в отдел Шабада. Родители Софьи жили в Ярославле. Она окончила биофак МГУ. У Софьи было сильное колоратурное сопрано, и все годы обучения и после окончания учёбы она была солисткой хора МГУ. Хор, которым руководил С.В. Попов, был широко известен, не раз выезжал на гастроли в страны народной демократии. Из-за хора Софья осталась, или её оставили, в Подмосковье, под Звенигородом на биостанции. Год она там проработала, а потом с помощью своего дяди, работавшего в райкоме партии, устроилась работать в онкологический центр. В отделе эпидемиологии, куда её поначалу устроили, ей не понравилось. Работа с бумагами, с цифрами была не по ней. Перешла в отдел Шабада, но там она экспериментальной работой не занималась, а стала секретарём Шабада: печатала его труды. После смерти Шабада работала секретарём у его преемника до конца своих дней.
Голос помог Софье решить жилищную проблему. Она устроилась петь в церкви, настоятель которой дал взаймы деньги для взноса на кооперативную квартиру. Долг она отдавала из тех денег, которые зарабатывала пением в церкви. Софья была болтлива, а потому о подработке стало известно всему отделу. Как водится, кто-то настучал, и Софью вызвали на ковер в партком. В те времена любые религиозные порывы осуждались и в корне пресекались. А уж служение в церкви?! Это было за пределами разумного поведения советского человека, тем более научного сотрудника. Её песочили со всей партийной страстью. Софья тем не менее со слезами, но натиск выдержала. У неё просто не было выхода. А как ещё она могла заработать на квартиру? Зарплата старшего лаборанта была восемьдесят восемь рублей. Её хватало только на житьё. В конечном итоге ей удалось построить кооперативную однокомнатную квартиру.
Когда живёшь в общежитии бок о бок не один год, то соседку знаешь лучше, чем её родная мать знает. Мы были в курсе личной жизни друг друга. При тесном соседстве её невозможно скрыть. Кроме того, всегда хочется поделиться переживаниями с кем-нибудь. А кто рядом? Соседка. Отношения между нами были ровные, без конфликтов, наоборот, мы переживали друг за друга. По возможности помогали. Конечно, степень доверия была разная. Софье, например, тайны доверять было нельзя. У неё и про себя-то ничего не держалось. Тут же разболтает всему свету. То, что случалось в общежитии и, в общем-то, не подлежало разглашению, несла коллегам на работу, а события на работе – в общежитие. К тому же была любопытна не в меру. Она, например, знала, что у каждой из нас лежит в чемодане. Ни комнаты, ни чемоданы не запирались. Проверяла, когда нас не было дома. Ничего не брала, просто любопытство не давало покоя. Сама же и пробалтывалась.
В общежитии не было телевизора, но нас это мало беспокоило. Не было и холодильника, что было хуже. Поэтому мы обычно и не готовили. А если готовили, то только то, что сразу можно было съесть. Все мы были очень заняты и дома бывали только ближе к ночи. Вечерами и по утрам пили чай с чем-нибудь прихваченным вечером в магазине по дороге домой. В запасе всегда был чай, сахар и что-нибудь типа сушек. Эти продукты покупали по мере надобности все, не считаясь, кто, что и когда купил. И как мы вскоре заметили, все, кроме Софьи. Она не покупала никогда. Такая же ситуация обнаружилась и с уборкой квартиры. Убирала та, у кого было время. Как оказалось, времени на уборку не было только у Софьи. Пришлось составить график. Вот за эти особенности характера Софью мы и недолюбливали.
В целом надо сказать, что жить в общежитии было намного лучше, чем по углам и у знакомых. Была относительная независимость, дружеское участие соседок. У всех у нас бывали романы, разные по степени драматизма в процессе и в итоге. Они заканчивались разрывом отношений, но назвать их неудачными по этой причине нельзя. Напротив, было бы несчастьем, если бы они завершились замужеством. Свои романы, во всяком случае в этом отношении, я считаю удачными. Даже не хочу их вспоминать. Лучше по-чапаевски: «Наплевать и забыть!»
Проживание в доме, в котором все жильцы – сотрудники, знающие друг друга, создавало определённые неудобства. Для меня, по крайней мере. Бывало, что меня провожали ухажёры. Часто прощались мы в подъезде, подолгу подпирая стенку. Из-за позднего времени или по каким-либо другим соображениям не всегда было удобно пригласить провожатого в квартиру. Проходящие мимо нас жильцы с любопытством на нас посматривали. Я прожила в общежитии пять лет. За это время у меня сменилось несколько поклонников, что, как оказалось, не укрылось от бдительного ока жильцов. Последним кавалером был мой будущий муж – тоже сотрудник нашего учреждения. Когда нас с ним засекла коллега, жившая в нашем подъезде и, похоже, отслеживавшая моих кавалеров, то на работе она отозвала его в сторонку и настоятельно убеждала распрощаться со мной, явно морально неустойчивой девицей. К его чести, он не внял её совету. В нашем подъезде бывал Юрий Николаевич Соловьёв, ставший впоследствии заместителем директора онкологического центра, а потом и директором института канцерогенеза (структурным подразделением онкоцентра), т. е. моим начальником. Он тоже видел меня с разными провожатыми в подъезде. Как мне казалось, неодобрительно на меня поглядывал. Предполагаю, что у него могли быть сомнения, когда спустя много лет меня назначали на должность старшего научного сотрудника.
Случались и трагикомические случаи. В операционном блоке работал санитаром Иван Иванович Астахов. Ему было лет пятьдесят. У него
