Владислав Дворжецкий. Чужой человек - Елена Алексеевна Погорелая
7
Начальная школа № 11, в которой учился младший Дворжецкий, располагалась недалеко от театра – фактически там учились все дети актеров[28], сразу после занятий в школе гурьбой несшиеся в театральный буфет. Одноклассники вспоминают о Владике в унисон: бедная, много раз перешитая одежда (как у всех!), толстовка из вельвета, высокий рост, большие глаза, отсутствие особенного прилежания на уроках. «Я больше других общался с Владиком, так как в школе мы сидели за одной партой», – рассказывает Е. Трофимович, соученик Дворжецкого, впоследствии – известный в Омске профессор медицины, доктор медицинских наук:
Оба учились удовлетворительно и особыми знаниями предметов не отличались. <..> Может быть, мы оба отдавали предпочтение гуманитарным предметам, но это, скорее всего, в связи с тем, что точные науки надо было постоянно учить, а с этим у нас обоих было плохо[29].
Наряду с небольшими академическими успехами друзья отмечают редкостную начитанность Владислава. Тут, конечно, театральное закулисье давало о себе знать: вырастая на театральных подмостках, с какими только произведениями не познакомишься! Уроки Дворжецкий делал во время репетиций в театре, неподалеку от бабушкиной суфлерской будки, однако особенно ими не увлекался – во всяком случае, играть в снежки во дворе драмтеатра было ему интереснее, чем готовить домашнее задание. Домой, в Газетный, ранними сибирскими вечерами не торопился: в комнате по-прежнему было холодно и неуютно, мать пропадала по вечерам на работе. Часто ходил в гости к друзьям, одноклассникам… Вообще эта многими отмечаемая привычка при врожденной деликатности и ненавязчивости обретаться в дружеском доме, исподволь знакомиться с чуждым семейным укладом была свойственна Владиславу Дворжецкому с юности и сохранилась у него до конца.
При этом завязать дружбу со знаменитостями первого ряда Дворжецкий никогда не стремился. Среди его многочисленных друзей мы не найдем артистов-кумиров того времени (кроме разве что О. Даля): ни В. Высоцкого, ни А. Баталова, ни О. Басилашвили, с которыми он часто встречался на съемочных площадках. Зато ему был близок литературный мир, его явно тянуло к писателям и поэтам – отсюда дружба с поэтами Л. Владимировой и В. Озолиным, переводчиком Д. Виноградовым, вдовой писателя Я. Смелякова Т. Стрешневой, предоставившей «Владику» и «Митьке» (Виноградову) в пользование свою дачу…
Одним словом, яркие, самобытные люди влекли Владислава с самого детства. Так, еще в одиннадцатилетнем возрасте он, проходя по коридору общежития в Газетном, стучится в дверь комнаты, где поселилась недавняя выпускница московского ГИТИСа Рива Левите. Ей было тогда двадцать восемь: красивая, энергичная, успевшая поработать в московских и тбилисских театрах, она, конечно, вызывала у «театрального мальчика» Дворжецкого подлинный интерес – и тот не постеснялся, зашел, попросился «поговорить». «Мы с ним очень быстро подружились, – писала впоследствии Р. Левите. – У нас завязались очень близкие и хорошие отношения. Он потом говорил: „Раньше мы с тобой подружились, а потом и папу прихватили“»[30]. Действительно, когда через несколько лет режиссер Рива Левите станет второй женой артиста Вацлава Дворжецкого, актерская среда в Омске зашумит и всколыхнется, но Владислав будет этому только рад: Левите, «родная мачеха», не просто навсегда останется его верным другом, но и поможет ему со временем восстановить отношения с отцом.
Возможно, знакомство с Ривой Левите стало тем первым примером умения по-настоящему дружить с женщинами, которое позже знакомые – кто с неодобрением, а кто с восторгом – отмечали у Владислава[31]. Что им руководило тогда, в 1950 году? Жадность до новых людей, впечатлений, историй? Или мать, по-прежнему сутками пропадавшая на работе, курившая крепкие папиросы, скупая на ласку, нечасто разговаривала с сыном по душам, и в молчаливой, избегающей сантиментов семье ему этого не хватало? Как бы то ни было, с ранних лет Владислав Дворжецкий искал собеседника, человека, с кем мог бы говорить о чем-то для себя важном, делиться мыслями, чувствами, наблюдениями[32]. С уверенностью можно сказать, что одним из первых таких собеседников для подростка Дворжецкого стала именно Левите. Ей было что рассказать Владику и о Москве, и об актерской студии при Театре имени Моссовета, и об общении с такими ключевыми фигурами культуры 1930-1940-х, как вахтанговский «студиец» Ю. Завадский, шекспировед М. Морозов, ведший в ГИТИСе семинары по постановкам Шекспира, народный артист СССР Н. Петров… Неизвестно, примерял ли тогда Дворжецкий на себя актерское будущее, но слушал Левите с интересом, ее деятельная, кипучая натура восхищала его. В конце концов именно благодаря Риве Левите в 1954 году Дворжецкие переберутся из Омска в Саратов, и там начнется новая – короткая, но важная – глава в жизни семьи.
На улицах Саратова
А было ведь, черт побери! —
и круглое яблоко лета,
и щедрый румянец зари,
и лодка —
небесного цвета!
В. Озолин
1
Начать с того, что Саратов 1950-х – в отличие от Омска, по пыльным улицам которого еще ходили «пышные отары» баранов, – крупный образовательный и промышленный центр. В годы войны Саратов был не только волжским портом, обеспечивающим доставку грузов и людей на передовую, к Сталинграду, в нем также разместились десятки госпиталей, оборонных заводов, промышленных предприятий, что за несколько лет превратило город в настоящую столицу Поволжья. Со всей округи туда ехали учиться – хоть в педагогическом, хоть в медицинском, хоть в сельскохозяйственном институте. Было летное училище, была консерватория, и, разумеется, был и театр. Саратовский драматический театр имени К. Маркса, основанный еще в середине XIX столетия на базе крепостного любительского театра и с тех пор сделавшийся одним из самых известных театров страны – со своей яркой школой, со своими традициями (к примеру, именно при Саратовском театре был открыт единственный в СССР театральный техникум, работающий со студентами «из народа» и готовящий их к выходу на настоящую сцену)…
В начале 1950-х художественный руководитель саратовского театра разыскивал новых актеров и режиссеров – так и вышли на Риву Левите, к тому времени уже проработавшую свои три года в
