Владислав Дворжецкий. Чужой человек - Елена Алексеевна Погорелая
Полюбила и даже – в 1946 году – родила ему дочь.
6
Собственно, именно эта лагерная история с неизвестной вольнонаемной (Вацлав нигде не называл ее имени и должности и после освобождения с ней практически не встречался, хотя деньги и вещи для дочери передавал регулярно) и стала причиной распавшегося брака Вацлава Дворжецкого с Таисией Рэй.
Скорее всего, жену подкосила не столько измена Дворжецкого, сколько внезапно осознанный резкий контраст между ее почти нищенской жизнью на воле и феноменальной «карьерой» мужа-заключенного в лагере. Но что же делать: Вацлав был, как сейчас бы сказали, подлинным «альфа», лидером, борцом, ему было свойственно выходить победителем из всех жизненных испытаний и, выходя из них, задавать высокую (иногда чрезмерно) планку всем, кто его окружал. Оттого-то, должно быть, Владиславу Дворжецкому, его старшему сыну, и приходилось непросто: он не был таким победителем – правда, не был и побежденным. Его амплуа скорее – человек, поневоле уступивший многократно превосходящей силе, но ею не покоренный; отсюда такое точное попадание в образы генерала Хлудова и капитана Немо, этих, как писала М. Цветаева, с которой Дворжецкий был косвенно связан через вахтанговцев, «вождей без дружин»… Однако вечное несоответствие отцовскому образу-идеалу всю жизнь задевало его, заставляя стремиться к недостижимому.
Да и только ли его одного?..
Рискнем предположить, что юная Таисия Рэй, с одной стороны, и полюбила в Вацлаве победителя: в 1937 году перед ней был вчерашний арестант, нищий, гонимый, но – гоноровый, блестящий, невероятно талантливый – настоящий герой! С другой стороны, в 1945-м из омской колонии она все же готовилась встречать зэка, затравленного и бесправного, а встретила всё того же блестящего виннера, проработавшего несколько лет заключения в театральной бригаде, пользующегося уважением лагерного начальства и любовью вольнонаемных сотрудников и сотрудниц. Получается, что на самом деле больше пострадал вовсе не он, а она!? У него – концерты, многочисленные выступления, лагерный оркестр, для участия в котором Вацлав выучился играть на домре, встречи с талантливейшими людьми, наконец, новый роман… У нее – грошовые службы, неотапливаемая комнатенка в Газетном, косые взгляды соседей, одиночество, нескончаемая тревога о муже, о сыне, о будущем. Могло ли ее утешить то, что Дворжецкий тосковал по жене, что, вспоминая о ней, читал по ночам арестантам в бараке «Принцессу Грезу» – читал так, что иные из них плакали?
Люблю мою грезу прекрасную.
Принцессу мою светлоокую,
Мечту дорогую, неясную.
Далекую…
Вацлав Дворжецкий любил жену, потому и вернулся к ней из заключения.
Таисия Рэй его тоже любила, поэтому и не сумела простить.
Общаться по-дружески они начали много позже, уже после рождения детей Владислава: тот специально устроил родителям встречу в Москве по случаю знакомства Вацлава Яновича с внучкой Лидой. Но поначалу и с Владиславом – Владиком – складывалось нелегко.
Старший Дворжецкий вспоминает:
В декабре 1945 года из Омского ИТЛК я вернулся со справкой об освобождении. Владику исполнилось семь лет. Я любил его и надеялся на ответное чувство. А меня встретил… волчонок. И неудивительно. Мать, пока я сидел, убеждала: «Отец на фронте». А мальчишки на улице кричали: «Твой отец – немецкий шпион». Каково? Болезненный, голодный, затравленный окружающими, Владик и на мир поэтому смотрел зверенышем[26]…
Как и многие мужчины, не найдя со стороны Владика «встречного движения» – восхищения, доверия, сыновней привязанности, – Вацлав, пусть с горечью, но отошел в сторону и с головой погрузился в спасительную работу.
Маскировку пытался срывать я:
Пленных гонят – чего ж мы дрожим?
Возвращались отцы наши, братья
По домам – по своим да чужим…
А что же сам Владислав?
О разрыве родителей и об их отношениях он никогда не рассказывал, о той жизни, которой Дворжецкие жили в парковом домике, тоже предпочитал не распространяться. С того самого момента, когда мать 2 декабря 1941 года лихорадочно записывает в дневнике:
Вацек ушел из дома[27]… Я совершенно больна. Что будет со мной, с Владеком (так! на польский манер. – Е. П.)? Ничего не знаю. Знаю одно: люблю его, мучаюсь, страдаю и с ужасом думаю, что 2 декабря [в] 5 ч[асов] 55 мин[ут] вечера была последняя минута, когда мы виделись. А дальше? Мрак… —.
так вот, с этого самого момента жизнь маленького Владислава меняется кардинально. Из уютного паркового домика – в холодное, нетопленое театральное общежитие, из семейной идиллии – в одиночество и растерянность. Крохотная комнатка, в которой не помещается практически никакой мебели, кроме кроватей, зябкий ветер за окнами: неподалеку течет быстрая, своенравная река Омка, от нее в общежитии сырость… Хорошо, когда дома бабушка, а если и она уходит на службу, суфлером в театр? Мальчика в этом случае запирают на ключ, часто даже не оставляя еды: артистический паек в городе скудный, да и с семьями заключенных особенно не церемонятся. Однажды Владик находит и жует мыло, принимая его за хлеб, – Таисия Рэй напишет об этом мужу, и тот, конечно, мучительно ощутит свое бессилие перед ребяческим голодом, но Владиславу никогда не расскажет об этом, а сын и не спросит про годы, которые отец проведет в заключении. Ни тот ни другой не были особенно словоохотливы, все подробности омской жизни Дворжецких станут известны уже в 1980-е, после смерти Владислава Дворжецкого и перестроечной реабилитации Вацлава.
Здесь на зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она – копеечка!
В теплое время года дворовая детвора проводила время на улице: играла вокруг облупленного фонтана во внутреннем дворе, качалась на тяжелых железных воротах. Большеглазого худенького мальчишку дразнили, подначивали, донимали вопросами об отце. Еще бы: Дворжецкий – сидит, он – шпион, враг народа… Впрочем, нельзя сказать, чтобы эта дворовая травля была чем-то из ряда вон выходящим – в равной степени с ней столкнулись приятель студенческих лет Владислава, омский поэт Вильям Озолин (его отец был арестован и расстрелян в 1938-м), партнерша Дворжецкого по нескольким фильмам красавица Татьяна Ткач (отец арестован и сослан в Якутию), самый близкий друг поздних лет – Дмитрий Виноградов (его мать, Ольгу Ивинскую, в первый раз взяли в 1949 году, когда «Митьке» было семь лет) и т. д. В общем-то Владиславу
