Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
Если А.И. Паперна и А.Г. Ковнер описали жизнь еврейской провинции 1840-х — начала 1860-х гг., то Генрих Борисович Слиозберг (1863–1937) свои трехтомные мемуары «Дела минувших дней» посвятил российскому еврейству последующих десятилетий. Юрист, общественный деятель, он представлял уже не только следующее поколение евреев, но и людей с принципиально иными национально-этическими установками. Так же, как А,И. Паперна и А.Г. Ковнер, он получил традиционное национальное и религиозное образование. Только пришли уже новые времена. Под воздействием глобальных экономических, социальных и политических изменений в 1860—1870-х гг. началась трансформация всех сторон еврейской национальной жизни в России. Г.Б. Слиозберг, как и тысячи других еврейских юношей, устремился к светскому образованию, окончил Петербургский университет и полностью окунулся в еврейский мир столицы. Позднее он стал видным общественным деятелем, публицистом, крупным юристом, пережил две революции и эмиграцию, где и создал свои мемуары. В данное издание включен (целиком, за исключением предисловия) их первый том, охватывающий конец 1860-х — начало 1890-х гг. и продолжающий и завершающий описание исторической эпохи, в течение которой произошло преобразование еврейства польско-немецкого в еврейство российское.
Включенные в этот том мемуары достаточно трудны для комментирования. Благодарю всех, кто помог мне советами и консультациями, особенно В Л. Вихновича, В.А. Дымшица и В. Дорн.
В.Е. Кельнер
А. И. Паперна
Из николаевской эпохи[1]
Несколько предварительных слов
Пройденный мною почти семидесятилетний жизненный путь протекал в полосе еврейской истории, которую можно назвать эпохою Sturm und Drang[2] в жизни русского еврейства, когда оно, пробудившись, как сказочный богатырь, от долгого непробудного сна, с удесятеренною силою взялось за работу, чтоб наверстать упущенное за время вековой спячки. И пошла борьба трудная, ожесточенная, вначале внутренняя — за свет, за истину, за знание, а потом и внешняя — за человеческие и национальные права. Борьба эта далеко еще не завершена, конечные цели далеко еще не достигнуты, но народ работал, боролся и этим доказал, что он живет и имеет твердое намерение продолжать свою жизнь; страдание его не уменьшилось и, может быть, даже увеличилось, но увеличилось именно оттого, что он перестал быть мумиею и, как живой организм, стал реагировать на оскорбления и гнет; счет, предъявленный им окружающей среде, еще не урегулирован, но эта среда уже знает, что с ним надо считаться.
Борьба эта велась, по выражению пророка, «не силою и могуществом, а духом»[3]. Еврейский Renaissance[4] был плодом книги. Кучке хотя не гениальных, но светлых умов, рассеянной по всей России, удалось посредством устного и печатного слова совершить переворот в мировоззрении и жизни русского еврейства. Современные наши декаденты и модернисты, так пренебрежительно смотрящие на литературные произведения эпохи маскилим (любителей просвещения[5]), наши сионисты[6], территориалисты[7] и все прочие наши «исты» — имя же им легион, — с головокружительною быстротою сменяющие одни других или находящиеся во взаимной вражде, но согласные только в одном: в пренебрежительном отношении к первым пионерам нашего просвещения, — все они не знают или не хотят знать, какою любовью к знанию, истине и красоте, какою стойкостью, какою верою в святость и конечный успех своего дела должны были обладать эти численно слабые Дон-Кихоты в борьбе против враждебной им массы, против освященных временем традиций, в борьбе за свой идеал, за свою прекрасную Дульцинею — гасколу (просвещение). Правда, что оружие, с которым выступили в борьбу эти благородные рыцари, было слишком несовершенное в сравнении с современными ружьями, но это тем более делает честь их мужеству и умению попадать в цель; с другой стороны, успех их свидетельствует о том, что ум еврея восприимчив, натура его впечатлительна, и там, где для воздействия на других необходимы шимозы[8] и крупповские орудия[9], для воздействия на евреев достаточно и заржавелого ружья Дон-Кихота. Как бы то ни было, а первым маскилим удалось пробить первую брешь в китайской стене, окружавшей еврейское гетто, сблизить своих собратьев с европейскою культурою, открыть для них новые горизонты, создать новоеврейскую литературу и еврейское общественное мнение, которыми так широко пользовались и пользуются их современные антагонисты.
Мои лучшие годы жизни совпадают с периодом гасколы (1840–1880 гг.), рано стал я под знамена ее борцов и по мере сил участвовал в их работе; думаю поэтому, что мои воспоминания могут быть небезынтересны для следящих за историею культуры русского еврейства.
Воспоминаниям из моей личной жизни я считаю нелишним предпослать описание моего родного города и среды, в которой я провел свои юношеские годы, чтобы дать нашим внукам понятие о том, как жили их предки в дореформенное время, а равно и о том, в какой среде и при каких условиях приходилось действовать первым пионерам еврейского просвещения.
Часть первая
Мой родной город
I. Историческое прошлое города и местоположение его. Группы населения и их занятия
Не знаю, видел ли кто-либо из моих читателей мой милый родной городок Копыль, слышал ли о его существовании; но те, кто его видели, вряд ли поверят, что этот маленький, бедный, невзрачный городок имел за собою великое прошлое, что он еще в XVII веке был столицею литовских князей Лелевичей из дома Ольгердов[10]. А между тем это несомненный исторический факт, и поныне еще вблизи самого города горделиво красуется высокая конусообразная гора, окруженная внизу рвом и валом, прозванная Schloss[11], на которой видны остатки средневекового рыцарского замка — немые свидетели былой славы.
