Выслеживая Вьет-конг Личные воспоминания участника программы «Феникс» - Стюарт Херрингтон
На следующее утро я прибыл в отдел «Феникса», преисполненный решимости встряхнуть обстановку. В то утро в отделе — да и в любое другое утро — в 08.00 утра никого не было, за исключением сержанта Шелтона. Я воспользовался этим временем, чтобы изложить сержанту свой план. Прежде всего, он и я будем работать в отделе в обычные дежурные часы, чтобы продемонстрировать обновленную приверженность американцев программе «Феникс». Надеюсь, это окажется более эффективным, чем недавний поход майора Эби в общину Танми. Нам нужно было как можно скорее провести собрание всего личного состава «Феникса». Наша задача: заставить мистера Фунга из полиции и лейтенанта Бонга из уездной разведки делиться друг с другом информацией — если у них действительно была информация — или хотя бы заставить их поговорить друг с другом об атаке на вьетконговскую организацию.
Сержант Шелтон сверкнул своей непринужденной улыбкой. Ему не очень понравился мой школьный план. Он уже видел несколько подобных попыток возродить «Феникс», и прямо заявил мне, что полагает, что нам не удасться возродить изначально мертворожденного зверя. Я был не слишком доволен его прогнозом провала, но, по крайней мере, не мог обвинить его в том, что он подхалимствует.
Важное совещание пришлось отложить до следующего дня. Мистер Фунг жил в Сайгоне по выходным и не возвращался в Дыкхюэ по понедельникам. Я начал приходить к выводу, что проблемы программы «Феникс» и господина Фунга — это одно и то же.
На следующий день Фунг прибыл в отдел в 10.30 утра. Маскируя свое недовольство («Не заставляйте вьетнамца терять лицо», — предупреждали нас наши инструкторы в Форт-Брэгге), я назначил нашу встречу на час пополудни.
Назначенный час наступил и прошел, но ни лейтенанта Бонга, ни мистера Фунга не было видно. Все остальные сотрудники «Феникса» все еще наслаждались полуденной сиестой и спали на своих столах. Этот ритуал продолжается до двух часов дня ежедневно, объяснил ухмыляющийся сержант Шелтон. Наконец, где-то после двух, мы провели нашу встречу. Я тщательно объяснил срочность и важность нашей общей задачи и изложил свой план по увеличению потока информации между различными вьетнамскими организациями.
Реакция Фунга и Бонга меня порадовала. Оба улыбались, делали заметки и кивали в знак восторженного согласия с концепцией более открытого обмена информацией. Ни один из них не высказал никаких проблем по поводу моего плана усиления атаки на Вьетконг. Однако после совещания, когда я поздравлял себя с удачным началом, лейтенант Бонг отозвал меня в сторону. Он предупредил меня, что, хотя наш план был здравым, ему наверняка помешает национальная полиция. Их начальник был алкоголиком, а большинство других сотрудников, направленных в Дыкхюэ из штаб-квартиры полиции, были неудачниками — людьми, которых сослали в наш уезд в качестве наказания. Естественно, — с победной улыбкой заключил лейтенант, — он будет полностью сотрудничать, но я должен буду что-то сделать с полицией.
Я ожидал, что во второй половине дня господин Фунг проведет какую-нибудь встречу, чтобы дать старт нашему новому подходу. Вместо этого он просто исчез (как выяснилось, уехал в Сайгон). К этому времени мое терпение истощилось. Поскольку машинистка из отдела «Феникса» работала в группе советников, я попросил ее начать незаметно фиксировать время приходов и уходов мистера Фунга. Если он не будет со мной сотрудничать, я предприму шаги, чтобы его отстранить. В течение двух дней я узнал, что Фунг был расстроен тем, что я за ним шпионил, и планировал отправить отчет обо мне своему начальству в Баочай. Тем временем в отделе «Феникса» все шло (или не шло) привычным чередом. Казалось, что нашей встречи никогда не было.
Я усвоил свой первый урок общения с вьетнамцами. Не судите об их реакции на события по улыбкам на их лицах или по видимости согласия. Мистер Фунг проявил все признаки (по американским стандартам) согласия с моим планом. На самом деле он рассматривал меня как назойливого человека, вмешивающегося в чужие дела, и сотрудничать не собирался. Мне становилось ясно (по причинам, которые я все еще не понимал), что оживление усилий «Феникса» в Дыкхюэ не произойдет в результате мгновенного излечения опыта, привезенного из Вунгтау.
Полковник Вайсингер предупреждал меня о том, что если я буду перекладывать бумаги, то только зря потрачу время своей командировки. Я решил, что только что потратил впустую драгоценные две недели и что потенциал для еще бóльшей потери времени в отделе «Феникса» велик. По этой причине, без всяких фанфар, я положил конец своей карьере в качестве советника программы «Феникс», сказав сержанту Шелтону, что у меня есть пара специальных проектов, которые выведут меня из отдела «Феникса», и велел ему «продолжать самостоятельно». Как он устоял перед тем, чтобы не произнести самое громкое в мире «я же вам говорил», я никогда не узнаю. Позже, в последний месяц своей командировки, Шелтон разоблачил в отделе «Феникса» сеть фанатиков пинг-понга. Выполняя свои обязанности, я часто слышал звуки соревнований, доносившиеся оттуда. Никто не мог победить сержанта Шелтона, так же, как и мне не удавалось упрекнуть его в склонности к спорту. Я прикрепил его к «Фениксу» после того, как менее чем за две недели оказался сыт всем этим по горло, и знал, что когда сержант вернется в Штаты, замены ему не будет — его должность была жертвой программы вьетнамизации. Следовательно, когда он уедет, в отделе «Феникса» не останется ни одного американца, поскольку я решил не иметь с этим ничего общего.
Я очень хотел стать успешным советником. По этой причине меня встревожило нетерпеливое требование полковника Вайсингера о том, что если вьетнамцы не справляются с задачей ликвидации организации Вьетконга, то мы, американцы, должны сделать это за них. Я твердо верил, что одним из главных недостатков нашего общего подхода к ведению войны во Вьетнаме была склонность делать что-то самим, а не обучать этому вьетнамцев. Таким образом, политика президента Никсона по вьетнамизации была шагом в правильном направлении, хотя и запоздалым. Американская роль во Вьетнаме напоминала мне гордого отца, который купил своему трехлетнему сыну электрический поезд, но когда сын оказался слишком мал, чтобы управлять такой сложной игрушкой, и отец взял
