Выслеживая Вьет-конг Личные воспоминания участника программы «Феникс» - Стюарт Херрингтон
Я отправился в Хаунгиа, решив не совершать эту ошибку, но оказался плохо подготовленным к тому, чтобы справиться с разочарованиями, связанными с обязанностями военного советника. Соответственно, я окунулся с головой в два проекта. Оба они были связаны с использованием вьетконговских перебежчиков.
II
Товарищ Хай Тюа
Он устал, был напуган и сыт по горло необходимостью прятаться в кишащем комарами болоте как от правительственных войск, так и от своих бывших товарищей по Вьетконгу. Семь месяцев назад он ушел с поста коммунистического старосты общины, сославшись на плохое самочувствие, и с тех пор жил в страхе. Таким образом, он пришел сдаться правительству по условиям программы амнистии «Тиеу Хой» незадолго до моего прибытия в Дыкхюэ. Его настоящее имя было Нгуен Ван Дунг, но он пользовался партийным псевдонимом «Хай Тюа». Тюа был секретарем общины Хьепхоа, что делало его самым высокопоставленным вьетконговцем, дезертировавшим в Дыкхюэ за какое-то время. Согласно условиям программы амнистии, правительство Южного Вьетнама объявляло амнистию любому вернувшемуся, который честно раскрывал свою личность и должность, которую он занимал как повстанец. Как «перебежчик», Хай Тюа должен был пройти несколько месяцев «профессионального обучения» в центре «Тиеу Хой», расположенном в Баочае. На самом деле, бóльшая часть времени, проведенного здесь, была посвящена обширной политической обработке, чтобы подготовить его к жизни в качестве лояльного гражданина Южного Вьетнама.
Правительственные военные и политические власти не очень-то жаловали перебежчиков, к которым они относились с подозрением и презрением. Следуя за коммунистами, а затем переходя на сторону правительства, перебежчик, в конце концов, становился предателем дважды. В Дыкхюэ мало кто хорошо относился к тому, что переметнувшийся коммунист при правильном подходе может стать бесценным источником информации. Когда я сказал лейтенанту Бонгу, что если мы хотим получить представление о местной организации Вьетконга, нам нужен перебежчик, лейтенант ответил, что на сотрудничество с перебежчиками рассчитывать не приходится, потому что революция не любит предателей. Затем Бонг показал мне захваченный коммунистический документ, в котором излагалась политика Вьетконга в отношении перебежчиков.
Товарищи, ослабевшие духом и бросившие революцию из-за предательской программы врага «Тиеу Хой», делятся на три категории. Первая категория — это те бывшие товарищи, которые связываются с полицейскими и разведывательными организациями противника и передают вредную для революции информацию ради личной выгоды. Такие товарищи являются предателями и должны быть уничтожены. Вторая категория — это те товарищи, которые имеют кратковременный контакт с полицейским и разведывательным аппаратом противника, и которые дают небольшое количество информации, не сильно вредящей революции. С такими товарищами следует поддерживать контакт с осторожностью и оценивать их на предмет возможного перевоспитания и возвращения обратно в лоно революции. Третья категория — это те бывшие товарищи, которые никак не сотрудничают с врагом. Необходимо приложить все усилия, чтобы восстановить контакт и активизировать таких товарищей.
Лейтенант Бонг прямо сказал мне, что все перебежчики не заслуживают доверия и являются пустой тратой времени.
Но тот факт, что Хай Тюа был старшим вьетконговским чиновником в общине Хьепхоа, меня заинтриговал. В конце концов, штаб уезда Дыкхюэ находилась в центре этой общины. Что может быть лучше для того, чтобы последовать совету полковника Вайсингера и «полностью вникнуть» в ситуацию с противником, чем «прокачать мозги» человеку, который до недавнего времени был главным вьетконговцем в той самой общине, где я сейчас жил? Если бы Хай Тюа открылся и рассказал о ходе революции в Хьепхоа, мы могли бы получить некоторое понимание того, как ситуация пришла к тому состоянию, в котором она находилась в феврале 1971 года. Логика полковника Вайсингера была убедительной — если нам удастся понять корни повстанческого движения, если мы сможем понять мотивы молодых людей, которые добровольно служили Вьетконгу на протяжении многих лет, тогда мы сможем действовать более эффективно, пытаясь справиться со сложностями повстанческого движения. Каждый раз, когда я встречался с волевым полковником Вайсингером, он неустанно выражал свое недовольство по поводу недостаточной вовлеченности большинства американцев во Вьетнаме — их неспособности, как он выразился, задавать правильные вопросы о движении Вьетконга. «Естественно, — утверждал полковник, — нам необходимо знать ответы на такие вопросы, как “Сколько вьетконговцев в данной общине, и кто они?”. Но не менее важно знать, почему они там, и что у них на уме, когда они прячутся в своих бункерах». Полковник был убежден, что его советники имеют слабое представление о реальных причинах вьетконговского восстания, и поэтому с пониманием отнесся к моему предложению расспросить Хай Тюа о его жизни в качестве коммуниста.
Я с энтузиазмом взялся за свою новую задачу. Полковник дал разрешение на использование неприметного, комфортабельного помещения в Баочаей, где я мог бы вести продолжительный диалог с Тюа. У меня был доступ к скромной сумме денег, чтобы выплачивать ему почасовую оплату и платить за сигареты, еду и все остальное, что могло понадобиться, чтобы добиться его сотрудничества. Полковник даже согласился с тем, что я могу носить гражданскую одежду во время наших бесед, если считал, что это поможет расположить Хай Тюа к себе и сделать его пребывание чуть более комфортным.
Теперь, когда я получил официальную санкцию на реализацию проекта, следующим шагом было выяснить, что именно двигало Хай Тюа. Как я мог завоевать его доверие? Я встречался с ним всего один раз, вскоре после того, как он сдался. Встреча состоялась в доме майора Нгиема в Дыкхюэ. Более часа майор тщетно пытался добиться от Тюа откровенного разговора о ситуации в уезде. Во время беседы Тюа нервно улыбался и не проявлял особого желания обсуждать подробности своей жизни в качестве вьетконговца. К большому огорчению майора Нгиема, на большинство вопросов об оставшихся вьетконговцах в общине Хьепхоа он вежливо отвечал: «Да, кхонг биэт» («Я не знаю, сэр»). Несколько раз во время беседы Тюа извиняющимся тоном объяснял, что несколько месяцев назад его выгнали с должности секретаря общины, и по этой причине он мало что знает о положении своих бывших товарищей. Было видно, что он боится говорить. Эта беседа убедила моих коллег, что дальнейшее время, потраченное на Тюа, будет потрачено впустую,
