Наталия Вулих - Овидий

О, разверзнись тогда передо мною земля!

Все Илиона богатства украсят меня, и, я знаю,

Много прекрасных даров, в Трою придя, получу.

В пурпур оденусь, начну носить драгоценные ткани,

220 Золотом отягчена. Стану богаче, чем все.

Но сомневаюсь, прости, уж не столь дары драгоценны,

Чем, кроме них, одарить край этот сможет меня?

Кто на помощь придет обиженной в землях фригийских?

Где я братьев найду или защиту отца?

225 Сколько давал обещаний Ясон-изменник Медее,

Все же изгнал из дворца дочь свою грозный Ээт.

Нет, не смогла и потом она в Колхиду вернуться

К матери и к царю,65 и к Халкиопе — сестре.

Этого я не боюсь, но Медея разве страшилась?

230 Так надежда всегда может обманчивой быть.

Много найдешь кораблей, бросаемых бурею в море,

Но из порта они вышли по мирным морям.

Факел пугает меня, его ведь во сне увидала,

Прежде чем ты родился, мать твоя, страха полна.

235 Страшны пророчества мне о яром огне пеласгийском,

Том, что Трою сожжет, по предсказаньям жрецов.

Любит тебя Киферея за то, что всех победила,

Два трофея твой суд сразу же ей подарил.

Но боюсь двух богинь, если слава твоя достоверна,

240 Ведь проиграли они дело свое в этот час.

Гипподамия66 не стала ль причиной сраженья лапифов

Против кентавров, война из-за нее началась!

Думаешь, что Менелай не вспыхнет гибельным гневом,

Что Диоскуры, Тиндар в просьбах откажут ему.

245 Хвастаешь доблестью ты, деянья свои прославляешь.

Не подтверждает твой лик этих хвастливых речей,

Люб ты своей красотой скорее Венере, чем Марсу,

Войны — смелых удел, ты же рожден для любви.

Гектор, пусть он за тебя воюет, его восхваляешь,

250 Войны другие, поверь, больше подходят тебе.

Если б умелой была я сама и более смелой,

То в любовный союз я бы вступила с тобой,

Может быть, сделаю так, откинув робость, и смело

Руки тебе протяну, страхи свои позабыв.

Ээт — сын бога Солнца, царь Колхиды — отец Медеи.

255 Что же до просьбы твоей о тайном свиданье, то знаю,

Все, о чем думаешь ты, все, что беседой зовешь.

Слишком торопишься ты, трава еще сеном не стала.

И промедленье само будет полезно тебе.

Тут пусть и будет конец письму, сочиненному втайне,

260 Вестнику мыслей моих, пальцы устали уже.

Все остальное оставим служанкам Климене и Эфре.

Все они знают, во всем верные спутницы мне.

В посланиях Леандра Геро и ее ответе, также как и в письме Аконтия Кидиппе и ответном послании, Овидий опирается уже на поздние эллинистические источники, плохо известные нам. В главе, посвященной «Героидам», был уже изложен миф, ставший очень популярным в греческой поэзии III-II в. до н.э., а потом и в римской. Действие происходит на берегах Геллеспонтского пролива (Дарданеллы). Юноша Леандр из Абидоса, полюбив девушку Геро из Сеста, служительницу маяка, по другим версиям жрицу, каждую ночь переплывает пролив для свидания с нею, а утром возвращается обратно. Однажды он рискует плыть в бурю, но свет маяка гаснет, и он тонет. Утром волны прибивают его тело к берегу Сеста, и Геро кончает жизнь самоубийством. Для римских поэтов Леандр был примером героической любви, которая сильнее смерти. (В Новое время один лишь Байрон рискнул переплыть Геллеспонт.) Подробностей в этом предании было мало, и Овидий говорит, в сущности, все сам. Он рассказывает о душевном состоянии героев, рисует исключительную по поэтичности картину ночного моря, дает обаятельный образ любящей Геро, опираясь на свой опыт элегического поэта.

Этот привет тебе жаждет послать, о девушка Сеста,

Твой абидосец, но шторм в море вздымает волну.

Если боги позволят и будут к нам благосклонны,

Лишним будет письмо, снова увидимся мы.

5 Гневны, однако, они. Почему преграды мне ставят?

Путь привычный зачем весь взбаломучен волной?

Видишь сама ты, что небо чернее дегтя, и море,

Вздутое бурей, кипит, гибель суля кораблям.

Только один, слишком дерзкий, с которым письмо посылаю,

10 Все же решился рискнуть выйти из порта во тьму.

Был готов на него я подняться, канаты упали.

Был бы тогда Абидос весь у меня на виду.

Скрыться тогда бы не смог от моих родителей, стала б

Тайна нашей любви сразу известна бы всем.

15 Так я начал письмо: «Иди, счастливое, к ней ты.

Сразу протянет она нежные руки к тебе.

Может быть, даже губами коснется тебя, разрывая

Зубом, что снега белей, с края обертку твою».

Так я шептал еле слышно, в то время, как все остальное

20 Произносила, ведя речи с бумагой, рука.

О, как сильно желал я, чтоб лучше она не писала,

А рассекала волну и помогала мне плыть!

Вот седьмая уж ночь, а мне это кажется годом.

Как бушует волна в море, шипя и ревя.

25 Сердце ласкали мое сновидения нежные ночью.

Но разлуку сулил бешеный вал по утрам.

Сидя один на скале, я с грустью вижу твой берег,

Недостижимый сейчас, но достижимый в мечтах.

Свет маяка, что горит негасимо на башне высокой,

30 Светит мне наяву или, быть может, во сне!

Трижды одежду свою я бросал на берег песчаный,

Трижды пытался начать путь свой привычный в волнах.

Грозно вставали валы, мешая дерзким попыткам,

И, хлестнув по лицу, волны втекли в глубину.

35 Ты, жесточайший из всех и самый быстрый из вихрей,

Гений твой почему войны со мною ведет?

Против меня ты, Борей, свирепствуешь, может, не зная.

Если б не ведал любви, был бы неистов вдвойне.

Хоть ледяной ты, но все же не сможешь солгать нечестиво,

40 Что к Орифии ты страсть не питал никогда.67

Если б тебе преградили пути к свиданию с нею,

Как бы прорваться сумел ты по воздушным путям?

Так пощади, умоляю, смягчи вихревое дыханье,

Если сам Гиппотад68 грозных приказов не дал?

45 Просьбы напрасны! Он ревом валов мою речь заглушает,

Всюду бушуя, нигде не умеряя порыв.

О, если б смелый Дедал69 мне крылья легкие сделал,

Я бы взлетел… но ведь здесь рухнул несчастный Икар!

Все стерпеть я готов за возможность в воздух подняться.

50 Пусть поплыву по нему, как по привычным волнам.

Все мне враждебно сейчас, бушуют море и ветры.

Что ж остается: в мечтах утро любви вспоминать.

Ночь тогда наступила (отрадно вспомнить об этом!),