Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Асеев познакомил Оксану и её сестёр с творчеством футуристов, он рассказывал им о поэзии, читал свои и чужие стихи; считается, что именно он ввёл в их дом Божидара и Петникова. Мария Михайловна признавала: «Мы прошли большую поэтическую школу именно из-за Николая Николаевича. У него уже были определённые левые вкусы. Так что, когда появились футуристы, это совершилось для нас последовательно».
Николай бережно заботился о сёстрах Оксаны, в трудные годы революции, голода, войны опекал их, как собственных детей, тем более что детей у него не было. Но любил по-настоящему только Оксану – любил всю жизнь.
В 1912 году Оксана окончила музыкальное училище и вместе с Марией отправилась в Москву. Жили они у сестры Надежды, Оксана поступала в консерваторию, как раз тогда они познакомились с Маяковским. С Николаем Асеевым они все эти годы переписывались, а когда во время войны поэта призвали в армию, он сделал Оксане предложение. Оксана жила тогда в Красной Поляне, было не до учёбы.
Ксения Михайловна так вспоминала тот день:
«Я, давно его любя, тут же согласилась. Всё произошло очень просто и быстро. Коля нанял телегу, и мы поехали. В деревне Кирсаново (по дороге к вокзалу) была старенькая деревянная церковка. Коля вызвал священника, который сказал: “Невеста чересчур молода, есть ли у вас разрешение от родителей на брак?” Я ответила, что родителей у меня нет. Умерли. – А опекун? Тоже нет. Но уговорённый нами священник всё же нас обвенчал. Так я стала женой Николая Асеева».
Из армии Асеева довольно быстро списали из-за туберкулёза, которым поэт страдал с детства. В год революции Асеев увезёт Оксану во Владивосток, где они проведут почти пять лет, до 1922 года. То, что Синякова и Асеев оказались теперь так далеко, произвело особенное впечатление на Хлебникова – даже в поэме его появились строки:
И перелетели материк Расеи вы
Вместе с Асеевым.
Николай и Оксана очень любили друг друга. Самые проникновенные строки Асеева, которые многие помнят наизусть, посвящены ей. Стихотворение 1926 года, написанное через 15 лет после знакомства, вдохновлено истинной любовью:
Не за силу, не за качество
золотых твоих волос
сердце враз однажды начисто
от других оторвалось.
Я тебя запомнил докрепка,
ту, что много лет назад
без упрёка и без окрика
загляделась мне в глаза.
Я люблю тебя, ту самую, —
всё нежней и всё тесней, —
что, назвавшись мне Оксаною,
шла ветрами по весне.
Ту, что шла со мной и мучилась,
шла и радовалась дням
в те года, как вьюга вьючила
груз снегов на плечи нам.
В том краю, где сизой заметью
песня с губ летит, скользя,
где нельзя любить без памяти
и запеть о том нельзя.
Где весна, схватившись за ворот,
от тоски такой устав,
хочет в землю лечь у явора,
у ракитова куста.
Нет, не сила и не качество
молодых твоих волос,
ты – всему была заказчица,
что в строке отозвалось.
А вот стихотворение, обращённое к Оксане в 1960-м. Его уж точно знает всякий.
Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.
Мне без тебя каждый час – с год;
если бы время мельчить, дробя;
мне даже синий небесный свод
кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать —
слабость друзей, силу врагов;
я ничего не хочу ждать,
кроме твоих драгоценных шагов.
В советское время Асеев был знаменит, обласкан, имел награды и звания, издавался. С женой он старался не разлучаться, но, когда началась Великая Отечественная война, в эвакуацию из Москвы в Чистополь уехала вначале Оксана с сёстрами. Поэт не находил себе места, телеграфировал, писал, беспокоясь, как там устроились его драгоценные «Синяки», как обходится без него Оксана. Одно из писем, датированное 22 августа 1941 года, заканчивается проникновенными словами: «Как тебя обнять хочется. Так и замереть, как шмелю на цветке акации. Твой Коляда». Коляда или Колядон – ласковое прозвище Асеева, данное ему, скорее всего, женой.
Рассказывая о счастливом – очень счастливом! – браке Оксаны и Асеева, нельзя умолчать о широко известном факте, подмочившем репутацию обоих. 26 августа 1941 года, на следующий же день после того, как Асеев добрался наконец в Чистополь и воссоединился с семьёй, к нему из Елабуги приехала Марина Цветаева – просила, чтобы он помог ей и её сыну Георгию Эфрону (Муру) перебраться в Чистополь. Асеев хлопотал, вопрос решили положительно. Марина Ивановна вернулась в Елабугу за вещами и Муром, но 31 августа совершила самоубийство. Одна из трёх предсмертных записок Цветаевой была адресована Асееву:
«Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сёстры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь – просто взять его в сыновья – и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает. А меня – простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете – увезите с собой. Не бросайте!»
4 сентября 16-летний Мур приехал к Асеевым и привёз с собой эту записку. В личном дневнике сына Марины Ивановны есть такие строки: «Асеев был совершенно потрясён известием о смерти Марины Цветаевой, сейчас же пошёл вместе со мной в райком партии, где получил разрешение прописать меня на его площадь». Но пробыл Мур у Асеевых недолго, меньше недели. Уже 10 сентября он перебрался в интернат для писательских детей, а ещё через две с половиной недели вернулся в Москву. Дальнейшая судьба Георгия Эфрона всем известна, он погиб в 1944 году на Белорусском фронте. Могла бы она сложиться иначе, останься Мур у Асеевых? Этого никто не знает, но родственники Марины Ивановны и некоторые биографы осуждали Асеева и Синяковых за то, что
