В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов
Предательство государя и России союзниками началось. Союзники показали свое лицо – изменников, и как раз в то время, когда русский император, оставаясь верным своему слову, чтобы помочь им же, готовил армии к новым решительным действиям. Пусть истинные патриоты – pycские разберутся в этом, а также и в других фактах, приводимых мною ниже, и скажут, где я отступил от правды, от того, что пережито всеми и что не требует исторических справок: мы все были свидетелями совершившегося.
Подобно Бьюкенену, так же характерно на просьбу о выезде государя и семьи в Англию ответил в свое время обласканный при русском дворе английский военный агент генерал Нокс: «Англия, – сказал генерал, – нисколько не заинтересована в судьбе Русской Императорской Семьи».
Если официальный представитель союзного государства отвечал так нагло, дальше идти было некуда – Россию явно предавали.
Почувствовав себя теперь свободными, союзники обратили внимание на фронт, где еще стояла, правда, поколебленная, но все же многомиллионная русская армия. Естественно, она удерживала против себя большое количество австро-германских войск, и последние не могли быть брошены на Западный фронт против англо-французской армии. Союзникам, уже диктовавшим нашему командованию, требовалось наступление наших армий с целью еще большого отвлечения германских войск с Западного фронта, где союзники рассчитывали последним ударом сломить сопротивление германцев. Частично революционированная армия (это были последние ее боевые вспышки) в июле 1917 г. двинулась, и небезуспешно; так произошло потому, что сосредоточие австро-германских войск на Западном фронте было в связи с началом русской революции усилено за счет ослабления на нашем фронте. Вскоре, однако, армии наши отхлынули назад. Причин этому было много, среди них две главных: революция, пошатнувшая устои армии – дисциплину и внутреннюю организацию, а затем вмешательство союзных миссий, вслепую назначавших сроки наступлений. Но эгоизм союзников, губивший Россию, толкал ее дальше.
Колесо революции (государственного развала) не могло не катиться по пути разрушения, гибели армии, наконец, пожаров и многочисленных жертв.
Это называлось – углубление революции, ее активное сопротивление «интригам темной реакции» и т. д., то есть попросту – разумному началу организованности. Ведь самое углубление было движением в хаос, в неисчисляемые преступления…
Большевизм для союзников был, конечно, неприятен лишь постольку, поскольку он разрушал их планы: помощью наших армий, удержать на Восточном фронте германские армии до того времени, пока они сами на Западном фронте не произведут решающих операций.
Для того чтобы выяснить действия Германии по отношению большевиков и союзников, я остановлюсь на этом периоде несколько подробнее.
Вот что рассказывает про это германский генерал Гофман, бывший начальником штаба Восточного германского фронта.
Прежде всего он подтверждает, что «разложение, которое русская революция внесла в войска, мы, конечно, старались посредством пропаганды увеличить»…
Он также подтверждает, что германское министерство иностранных дел отправило через Германию Ленина в Петербург. Он пишет по этому поводу следующее:
«Некто, поддерживающий сношения с живущими в Швейцарии русскими изгнанниками, подал на родине мысль, привлечь некоторых из них к работе, чтобы еще скорее развратить войска и отравить их нравственно. Он обратился к депутату Эрцбергеру, а последний в свою очередь в германское министерство иностранных дел. Таким образом дошли до известной отправки Ленина через Германию в Петербург. Я не знаю, было ли германскому главному командованию известно об этой мере. Во всяком случае главнокомандующий на востоке ничего об этом не знал. Мы узнали об этом лишь через несколько месяцев, когда иностранные газеты начали в этом упрекать Германию и утверждать, что она является отцом русской революции. Это утверждение вымышленно, как и многие другие, и его нужно упорно оспаривать».
Подтверждая эти факты, генерал Гофман одновременно и защищает своих соотечественников, говоря:
«Революции в России, как я уже упоминал выше, произвела Англия; мы, немцы, находясь в состоянии войны с Россией, имели бесспорное право, после того как революция не привела, как это вначале предполагали, к миру, увеличить в стране и в войсках революционные беспорядки.
С таким же правом, с каким я стреляю гранатами по неприятельским окопам и пускаю против них ядовитые газы, я могу, как неприятель, применить к вражеским войскам и средство пропаганды. В России, кроме того, появилось в это время наряду с Лениным большое количество большевиков, проживавших раньше в Англии и Швеции»
Еще в начале книги, в главе о большевистской революции, я высказал по поводу отправки германцами Ленина свое мнение такими словами: «Многие pycские обвиняют Германию в насаждении у нас большевизма и считают, что подобный поступок навсегда уничтожил возможность нашего сближения. По-моему, это пристрастный и совершенно неправильный приговор. Почему мы должны больше сетовать на германцев, которые, будучи нашими врагами, использовали наше затруднительное внутреннее положение и устроили большевистскую революцию, а не на наших “союзников”, организовавших меньшевистскую».
И дальше там же задаю вопрос: «Так кому же простительнее, врагам или друзьям?»
Конечно, простительнее врагам… Но зло остается злом, и я, касаясь этого вопроса вообще, никогда не соглашусь, что насаждение революции, даже в стране противника, является правильным методом борьбы для культурного государства[56], и в особенности государства монархического.
Это средство борьбы с противником для культурного государства я считаю потому неправильным, что ведь оно направляется против всего населения вражеской страны, я же понимаю войну как борьбу с неприятельскими войсками, оставляя стариков, женщин и детей в стороне. Гранату и насаждение революции сравнивать нельзя… Я, как военный, беру гранату под свою защиту и прошу не обижать ее сравнением.
Для государства же монархического это еще тем более непростительно, что оно, поддерживая революцию во вражеской стране, поддерживает ее и против себя самого. Надо не забывать: революционеры в большинстве случаев – интернационалисты.
Генерал Гофман теперь со мною соглашается и признает вину Германии и перед Россией, и косвенно перед самой собой такими словами:
«Как уже мною упомянуто, лично я ничего не знал об отправке Ленина. Но если бы меня об этом спросили, то я вряд ли бы стал возражать, т. к. тогда никто не мог предвидеть, какие гибельные последствия для России и для всей Европы повлечет за собой выступление этих людей».
Можно только пожалеть, что германцы этого не предвидели, однако мне было приятно узнать, что вся эта война «насаждением революции» велась помимо военных кругов Германии и идея ее принадлежит целиком германскому министерству иностранных дел. Как я уже и раньше упоминал, я не поклонник этого учреждения вообще, а германского в особенности.
В заключение я не могу не похвастаться взглядами на этот способ войны нашего министерства иностранных дел. Я
