Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
Почему «Пастер»? Он выбрал эту пьесу не только потому, что в ней много ролей (а значит, и гарантия того, что многим актёрам будет на что жить), но и потому, что Пастер был человеком, который испытывал настоящее отвращение к Германии. Более того, в своей пьесе, когда великий учёный узнаёт, что Пруссия объявила войну Франции, у Гитри он говорит: «Напомните мне возвратить завтра мой докторский диплом обратно в Германию».
Гитри признался, что выбрал это произведение, великолепно сыгранное его отцом, не из личного вкуса. Нет, даже если бы он взял ту или иную из своих пьес по своему выбору, то это была бы «Помечтаем...». Но «Пастер» кажется ему самой патриотичной пьесой в его репертуаре. И чтобы чётко отметить, что он возвращается на сцену не с целью любой ценой продолжить карьеру и обогатиться, 30 июля он рассылает письмо всем исполнителям пьесы, объясняя, что вырученные средства будут разделены на три равные части: первая часть пойдёт дирекции театра, вторая будет предназначена для бедняков и заключённых, а третья — актерам, чётко указав, что его собственный гонорар актёра не будет выше чем у его товарищей.
Таким образом, Саша убеждён, что выполняет свой долг, возвращаясь на сцену, чтобы дать немного надежды и немного удовольствия тем, кто придёт его посмотреть. Он вряд ли обогатится, играя «Пастера», зарабатывая в некоторые вечера менее 100 франков, как последний из статистов в своей пьесе.
«Пастер» идёт в театре «Мадлен» с 31 июля, и около двадцати немцев посещают представление. Важно уточнить, что каждый директор театра обязан предоставить в распоряжение оккупационных властей определённое количество мест на каждую пьесу и для каждого представления, квота которых установлена службами пропаганды.
Публика с энтузиазмом приветствует все патриотические реплики, прозвучавшие в спектакле, на глазах у невозмутимых немцев, которые всё ещё наслаждаются своей блестящей победой.
Эта «премьера» не сильно изменила привычки Саша. Его поздравляют, делают комплименты, всё как обычно. В своей почте он находит только свидетельства дружбы и восхищения. Для Фернанды Шуазель великий Гитри вернулся. У неё останутся точные воспоминания о возобновлении пьесы: «У "Пастера" снова триумф. В конце первого акта старый учёный, узнав, что между Францией и Германией началась война, спокойно сказал своим ученикам: "Хорошо... за работу, дети мои... за работу, не будем терять ни секунды. — (потом, обращаясь к первому ученику): — Я отошлю обратно в Германию свой докторский диплом. Работаем. Я диктую: наши самые жестокие враги... микробы..." Зал, словно находящийся в бреду, встал, чтобы аплодировать не переставая.
Он был доволен этими репликами, которые не могли ускользнуть от французской аудитории и предназначались не немцам. Как только занавес опустился, он больше не произнёс ничего. Он сиял, и взгляд его, полный иронии, как будто говорил мне: "Они ещё много раз услышат это, мадам Шуазель"».
«Пастер» будет на афишах до 1 сентября. Саша все дни проводит дома, запершись, пишет, редко принимая лишь близких друзей. Вечером он отправляется в театр и возвращается в дом на Элизее Реклю по окончании спектакля. Этот путь он проделывает как можно быстрее, чтобы не видеть его дорогой Париж, наводнённый оккупантами. Женевьева тихо скучает в своей позолоченной тюрьме, но, всё ещё влюблённая в мужа, она думает только о праздновании годовщины их свадьбы. Если не удалось сделать это 4 июля, то будет 4 августа в Тернэ.
Вечером, в день последнего представления «Пастера» генерал Турнер, начальник немецкой военной администрации парижского округа, которому Гитри обязан тем, что ему так легко удалось вновь открыть «Мадлен», находился в зале. Он передал руководству театра, что был бы рад прийти поприветствовать автора и актёра пьесы в его гримёрной после спектакля. Саша не может отказать в просьбе, и поэтому он относительно спокойно ожидает объявленного визита. Появляется генерал, такой же спокойный, и между ними происходит следующий разговор:
— Браво, мсьё Гитри! Я восхищаюсь вами, как великим писателем и великим актёром, который играет «Пастера», но также и французом, который служит своей стране. Я хотел бы кое-что сделать для вас. Чего бы вы желали?
Саша немного удивлён таким предложением и после некоторого колебания «принимает игру»:
— О, мне ничего не нужно! Благодарю. Но я знаю французов, находящихся в заключении в Германии, и для них...
— Очень хорошо, мсьё Гитри. Всё, что вам нужно сделать, это сообщить в моё бюро их имена и информацию, которой вы располагаете. Скольких именно вы знаете?
— Десять.
После нескольких обычных любезностей немец покидает грим-уборную.
Тут же Робер Требор, сопровождавший генерала до гримёрной Мэтра, и не упустивший ни слова из их короткого разговора, спрашивает Саша, кто эти десять заключённых, которых он знает. Саша вынужден признать, что на тот момент он вспомнил только одного, сына своего лучшего друга — Жерара Виллеметца (Gérard Willemetz).
Требор сразу же воспользовался этим и попросил добавить к этому имени имя друга своего секретаря. Итак, вот уже два!
Саша, живущий в замкнутом мире, не имеет такого круга знакомств, чтобы «выдать» больше имён. Он старается изо всех сил и, в конце концов, находит трёх других заключённых — Пьера Дюфло (Pierre Duflos), сына актрисы Югетт Дюфло (Huguette Duflos), Жана Мутье (Jean Moutier) и сына мсьё Пажа (Page). Потом «стихийные» просьбы будут доходить до Саша. Он в конце добавит ещё шесть новых имён к своему списку. Всего будет одиннадцать, и это пройдёт!
Гораздо позже Саша проанализирует своё поведение 1 сентября 1940 года как начало процесса, который приведёт его в тюрьму. Да, он поймёт, что, если бы он в тот день не затронул вопроса о возвращении пленных, он мог бы повсюду говорить, что никогда ничего от немцев не принимал, а, наоборот, всегда отказывался. И это с первого дня, с предложения немецкого генерала что-то сделать для него, то были попытки готового на всё немца, искусить его. И вот... Он не только поставил себя в положение обязанного, но и очень быстро в положение почти постоянного просителя по отношению к оккупанту.
Мы увидим, что это не единственное нарекание, которое будет адресовано Гитри за те годы. Но правда и то, что в обвинениях в коллаборационизме, выдвинутых против Гитри, будет постоянно повторяться следующий упрек: «Он всё время встречался с немцами. Его гримёрная была полна ими!»
Отсюда до обвинения в том, что он устраивал с ними кутежи, всего один шаг. О, да, Гитри лучший друг заправил нацистского режима! Человек, готовый на всё, чтобы продолжать выступать на сцене и играть «Мсьё Моа» в парижской жизни! («M. Moâ» — «Мсьё Я», так произносил «я» (moi) Гитри, вместо обычного французского «муа», что стало его
