Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
Затем он предвидит опасность, которая привела бы к уничтожению его страны навсегда: опасность скрытого растворения в своего рода «общем рынке» культуры, где, кроме прочего, Германия имела бы право писать и контролировать историю этой новой европейской нации, стирая большую часть французской идентичности.
Наконец, он знает, что в периоды сомнений, когда те, кто должен подавать пример, дезертируют или им «мешают», страна оказывается в руках тех, кого он называет «ублюдками», в руках неудачников и ничтожеств, которые пользуются должностями политической, но также и культурной власти, чтобы распределять места и нивелировать всё на низком, очень низком уровне.
Саша Гитри ничего этого не хочет. Франция, которая дала ему так много, этот Париж, которому он всем обязан, как сказал ему Бергсон, и который сделал его королём, так чего же он хочет — он хочет, даже если придётся быть единственным — быть достойным этого. И мы можем рискнуть провести, в этот момент повествования, сравнение между Петеном, который «пожертвовал собой ради страны», и Гитри, который тоже, по-своему и на своём месте, хочет отдать свой ум и своё влияние родине в память о тех, кто обогатил историю его любимой страны.
Мог ли Саша колебаться? Думал ли он когда-нибудь о том, чтобы бежать на юг или, может быть, даже уехать за границу, чтобы продолжить там свою карьеру, как Луи Жуве? Решение о вывозе в Дакс части его наиболее ценных коллекций, сначала мадам Шуазель, потом её дочерью, похоже, подтверждает это предположение. Но, вероятно, начиная с обращения Петена к нации он решил, в своей душе и сознании, что его место среди тех, кому он всегда был всем обязан.
В часы, предшествовавшие его отъезду из Дакса и возвращению в Париж многие известные беженцы говорили ему: «Кто лучше вас, Саша, может рассказать о нашем театре? Кто лучше вас сможет защитить наши интересы и интересы французских артистов?». Он сразу почувствовал себя облечённым исполнить священную миссию, даже не осознавая подстерегающей его опасности, как напишет двадцать лет спустя Женевьева: «Однако те, кто напутствовал его, догадывались, какой опасности он подвергает себя. Нет, они не были в неведении, потому что некоторые из них возобновили сношения со столицей, и они уже знали от своих корреспондентов, что Саша обязательно должен предстать перед немецкими властями, чтобы добиться искомого, и что это может повлечь за собой клевету, месть и презрение! Только Саша не задумывался об этой возможности».
За несколько часов до отъезда Гитри Анри Бергсон также покинул Дакс. Доктор Лявьель, свидетель отъезда Бергсона, пришёл к Саша и рассказал ему об удивительном случае, который только что произошел во дворе «Hôtel de la Paix». В тот момент, когда философ добирался до своей машины, присутствовавшие немецкие солдаты встали по стойке смирно и отдали честь. Свидетельство, которое будет подтверждено в 1946 году некой мадам Тусис (Tousis), торговкой из Дакса, в письме к другу: «Несомненно, осведомлённая о высоком положении мсьё Бергсона, эта группа "взяла на караул" и отдала честь, но это не было заранее подготовлено, а произошло совершенно случайно».
Однако, можно предположить, что организатором этого «непредвиденного происшествия», вероятно, был немецкий генерал, профессор философии.
Доктора Луи и Рене Лявьель, а также супруги Барб, вспоминали, что немецкий профессор философии, командовавший немецкими военнослужащими, подошёл к Бергсону в момент отъезда, чтобы пожать ему руку. Старик отказался, сказав:
— Не сегодня... война, возможно, окончена.
Мсьё Барб вспоминал, как ему пришлось утешать немецкого офицера, объясняя ему:
— Бергсон не был неучтив, он говорил с вами с обходительностью, и ответ его был весьма оптимистичен...
Гитри не оставалось ничего как только покинуть Дакс. Но на тот момент возникла техническая проблема. Необходимо было найти автомобиль, чтобы мадам Шуазель и её дочь вместе со всеми сокровищами, находившимися в хранилище Банка Франции, также могли вернуться на авеню Элизее Реклю. Решение пришло от руководства «Le Splendid», которое согласилось предоставить в распоряжение Мэтра грузовичок, управляемый крепким парнем баскского происхождения. Для этого экипажа был предусмотрен второй пропуск. Чтобы тронуться в путь, на крыше машины был надёжно укреплён с помощью верёвок 120-литровый бочонок с бензином. Настоящая бомба на колесах! Но другого выхода нет... Саша хочет уехать. И он уедет, напомнив скептикам фразу Мольера: «Как по мне, для честных людей нет спасения за пределами Парижа» (реплика из пьесы Мольера «Смешные жеманницы». — Прим. перев.).
В начале июля Гитри едут в Париж. Женевьева больна, и Саша «грабит» каждую аптеку, которую они находят. За один день из Дакса невозможно добраться до Парижа на машине. Дороги забиты, приходится выпрашивать бензин, а комендантский час больше не позволяет ездить по ночам. Ещё один обязательный этап — ночёвка в Сен-Жан-д'Анжели (Saint-Jean-d’Angély). Но ни в одной гостинице города нет свободных номеров. В конце концов, Гитри останавливаются в доме священника.
На следующий день, направляясь в Париж через Версаль, супруги, сделав крюк, заехали в свои владения в Тернэ. Ворота широко открыты, и перед домом припаркованы немецкие машины. В доме находилось около пятидесяти немцев, они занимались своими делами, переходя с этажа на этаж, не обращая внимания на возвращение владельцев.
Единственное дружелюбное, но покрытое слезами лицо дочери смотрителя:
— О! Мсьё, вы сделаете что-нибудь, ведь так? Нет, это невозможно, все эти люди здесь! Нет, только не здесь! Вы собираетесь нам помочь?
Саша пришёл в ужас, увидев, что Тернэ оккупирован немцами. Он просит своего водителя как можно быстрее проехать 25 километров, отделяющих их от авеню Элизее Реклю. У него только одно опасение, что оккупанты захватили его особняк. Как он сам признаёт, этот дом играет в его жизни определяющую роль. И что он находится в опасности. Он действительно убеждён, что его дом-музей очень скоро будет разграблен немцами, если он будет отсутствовать в нём дольше. Он уже в курсе, что в некоторых кругах циркулируют слухи о том, что он еврей. И он страшится, что оккупанты воспользуются этим, чтобы присвоить не только «его» театр, но и его дом.
Но особняк не был занят кем бы то ни было. Его театральный управляющий, которому было поручено присматривать за домом после отъезда мадам Шуазель, сообщил, что ему нанесли два довольно тревожных и даже угрожающих визита. Немцы или французы? Неизвестно.
Вернувшись домой, Саша хочет начать с символического жеста, и, как он выразился, «узаконить» свой дом. Первое, что он делает, так это спешит в музей Родена, где за 15 000 франков покупает копию знаменитого бюста Клемансо,
