Тамара Катаева - Отмена рабства: Анти-Ахматова-2

Ей — дарить фаворитов, сеять рознь и зависть, делать роскошные жесты, что-то вроде этого.

Устраивать для себя роскошь по-советски не позволил бы вкус. Только для славы. Нужны были только слава, честь, признание, возвеличивание, посрамление врагов, выигрышный счет в жизни — ей, подсчитывающей, каким номером она стоит в списке правления Союза писателей… Казалось бы, ну и пусть так. Возникает проблема в рассчитанном на нас, уж совсем на недалеких простачков, лицемерии. Зачем она нужна, не нужно, хлопотно… Лицемерие сводит на нет молодую, юную, бессмертную тягу к завоеванию себе признания среди людей и убивает всю ее поэзию и красоту.

А что было бы и Бунину взять себя в руки, вытянуть шею, закрыть глаза и протянуть, возвышая голос: «Поэт — это тот, у кого ничего нельзя взять и ничего нельзя дать»?

Дали мне дачу в 56-м году. А потом стали отнимать. У меня был инфаркт. Звонил Алексей Сурков: «Отчего у вас инфаркт?» Я ему говорю: «Дачу отбирают». (Н. Готхарт. Двенадцать встреч с Анной Ахматовой. Вопросы литературы, 1997. № 2.) Все не так страшно: 6 октября 1960 года. Постановление секретариата СП СССР «О предоставлении АА. Ахматовой пожизненного права арендного пользования дачей, занимаемой ею в пос. Комарова». (Летопись. Стр. 554.)

Нобелевскую премию мог получить кто угодно из замечательных и просто хороших писателей, например Марк Алданов, — он стал бы более известным среди русскоязычных читателей — и все. Он ее не получил. Как не получил, с другой стороны, Набоков или Кафка. Даже Анна Ахматова не получила.

Э. Местертон сказал <…> «В разговоре с историком литературы, который проживал в том же поселке, что А., я сказал, ничего не имея в виду: «Было бы хорошо, если бы А.А. получила Нобелевскую премию?»

А.А. решила, что пересказанный ей Борисом Бахтиным вопрос шведа есть знак выдвижения.

А.А. представлена к Нобелевской премии (чем ближе к Ахматовой, тем яснее, что премия почти что уже получена), ее конкурент — американский поэт Фрост. Ему нужнее, чем ей, он купит себе ферму. (Фрост — автор стихов о сельской жизни.) (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 158.) Сдержанно-осуждающие ремарки о недостойных конкурентах — хоть и сама Анна Андреевна делала иной раз кой-какие покупки, получив крупные суммы денег. Скажем с грустью, что не раздавала бедным. Впрочем, в мировой литературе авторов стихов и романов из сельской жизни не перечесть. И они ни в чем не уступают певцам широких проспектов, огней ресторанов и заводских гудков.

Зачем мне вся эта петрушка…

Ахматова показала нам переводы своих стихов на иностранные языки.

— Вот смотрите, целых три издания на итальянском языке. Как вы думаете, к чему бы это? Мне кажется, это все неспроста.

Вероятно, она намекала на возможность получения Нобелевской премии…

Примечание к странице 296. ПРИХОДИЛ ШВЕД. — По-видимому, Местертон (Mesterton) Эрик Рикардович — секретарь Шведской академии, литературовед, переводчик. (А. Ахматова. Т. 6. Стр. 561.) Переписывался с Ахматовой, бывал у нее в Ленинграде и в Комарове, много раз упомянут в «Записных книжках».

В общем — чуть-чуть не дотянул до гостя из будущего. И — непосредственно из Шведской академии. Ему Ахматова не ленится писать один из автокомментариев к «Поэме без героя». <…> Милый Эрик Рикардович, кажется, я не успела сказать Вам еще одну вещь о Поэме — о реминисценциях с Блоком и с «Макбетовскими стихами». Для надежности — Вы, наверное, заметили сами. Дотягивает набор до Нобелевки? Далее от Вильяма нашего Шекспира следует без перехода утонченный исайя-берлиновско-наймановский мотив: Лето наконец наступило (правда, немного сконфуженное за беспримерное опоздание)…

Хотелось и себе: Значит, опять все как с «Живаго»: газеты, собрания, лужи, моря, океаны клеветы… (Л. К. Чуковская. Т. 2. Стр. 371.)

Роковой момент в жизни Анны Ахматовой — об этом тяжело говорить, как тяжело вспоминать реальные несчастья даже самых далеких людей, — боль есть боль, она не уходит из мира, летает, однажды реально кем-то испытанная, как погибший спутник на околоземных орбитах. 25 октября 1958 года стало известно, что Борис Пастернак — безо всяких один швед говорил, оксфордцы требуют, для меня и пр. — получил Нобелевскую премию. 29 октября: она расспросила меня о здоровье Корнея Ивановича, но то была лишь вежливость, а главный теперешний ее интерес, страстный интерес — Пастернак. <…> Я перенесла получасовой допрос. <…> 3атем она опять затеяла разговор о романе: опять объясняла, почему роман — неудача. (Л. К. Чуковская. Летопись. Стр. 322.)

А 2 ноября 1958 года пишет свои «Стихи из ненаписанного романа». И стихи недописаны (это набросок), и никакой роман никогда не может быть написан — но «Доктор-то Живаго» читан, премия присуждена!

Желание Нобеля всегда ужасно. Ведь если в этом году не дали тебе — значит, дали кому-то другому. Тот, кто желает Нобеля, — завистник. Анна Ахматова была черной завистницей.

Саша Соколов: [Бродский] должен поделиться своей Нобелевской премией с тем милиционером, который его арестовал за продажу тряпок на какой-то ленинградской улице. Ведь именно с этого началась его политическая карьера. Его судили-то за тунеядство.

Газета: Про тунеядство — это известный факт, но я не знала ничего про продажу тряпок…

Саша Соколов: Я тоже не знал, но мне уже в эмиграции рассказали ленинградцы. Так ведь из этой мелкой уголовщины сделали политику, потому что это кому-то было нужно, кто-то был в этом заинтересован на Западе. Это было завязано на большие деньги.

Газета: По какой же причине Бродский был наделен такой властью?

Саша Соколов: Он же приехал первым в Америку. Он приехал за три года до меня и за восемь лет до Аксенова. <…> Отчасти потому, что он блестяще говорил по-английски. Возможно, это было одним из решающих факторов. <…>. Как мне говорили, Бродский в своей жизни не дочитал ни одного романа до конца. <…>