Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Знал ли своему таланту цену сам художник? Думается, знал. Но лестные оценки и комплиментарные отзывы никак не влияли на его жизнь и творчество – невозможно представить себе Зверева возгордившимся, почивающим на лаврах и выкатывающим африканские цены. Себя он, аккуратно выражаясь, совершенно не берёг – «спившийся», «маргинал», «юродивый», «бомж», так звали его обыватели, не понимающие, кто стоит перед ними в мятой одежде и грязной обуви. С одной стороны, Зверев был вхож в мир московской богемы и богатых дипломатов, с другой – месяцами жил в квартирах и на дачах друзей, питаясь чем бог послал и без устали, без отдыха, рисуя. Генрих Сапгир так изобразил Зверева в стихотворении «Толя Зверев и Сокольники»:
Искусства чистые поклонники,
поедем в летние Сокольники,
где Толя Зверев за столом в розарии
играет в шашки с парнем из Татарии
или, глаза прищурив светло-карие,
портрет рисует – натюрморт…
Зверев обожал шашки и футбол – эти увлечения были у него с детства. Он беспечно, «от живота веером» продавал и отдавал свои работы, рассуждая так: «Если я кому-то отдал работу – значит, она уже не моя, кто купил-приобрёл, тот и хозяин-барин». Официального трудоустройства не имел, членом Союза художников, разумеется, не был и при жизни удостоился лишь одной персональной выставки – в 1975 году, в Горкоме графиков на Малой Грузинской. Не было у него и мастерской, а до встречи с Костаки не было и денег на краски и холсты. Работал в чужих мастерских – Виктора Михайлова, Владимира Немухина, просто в квартирах друзей. В 1957 году Зверев женился на Люсе, Людмиле Назаровой, стал отцом сына Миши и дочери Веры и вскоре развёлся – непросто, наверное, было Людмиле жить с таким человеком. Поневоле вспомнишь слова Костаки, сказанные, когда Анатолий сватался к его дочери: «Толечка, ты – необыкновенный, ты – гениальный, в тебе масса плюсов, но ещё больше минусов, особенно для семейной жизни».
Женщина, которая решилась бы связать свою жизнь с гениальным и невыносимым Анатолием Зверевым, должна была быть особенной. И она такой действительно была.
Пять сестёр
Анатолий Зверев и Ксения Асеева встретились в 1968 году в Москве, где близкие по духу люди могут жить десятилетиями, так и не узнав друг друга. Но этим двоим повезло. Познакомил Зверева и Асееву художник Дмитрий Плавинский, причём знакомство было спонтанным – никакой подготовки, никаких церемоний. Зверев, чуть ли не постоянно находившийся под хмельком, бродил с Плавинским по улице Горького, решая, куда бы завалиться. Вот как вспоминал об этом сам Плавинский[159].
– Я знаю, Зверь, куда мы двинем! К сестрам Синяковым!
– Синь-оковы[160], – расчленил по привычке слово Зверев. – Вроде была такая художница в начале века[161].
– Ну! И сестра у неё есть – Оксана Михайловна. Эти сестрички в Харькове в пятнадцатом, кажется, году такой шухер навели! Организовали общество “Долой стыд”! Пять офигительных красавиц расхаживали голыми по центральной улице города!..
– Они ещё живы? – поинтересовался Зверев.
Они были живы, хоть и очень немолоды – две сестры, Мария и Ксения. Обитали, как рассказывала искусствовед Зана Плавинская, «в проезде МХАТа, в доме, обшитом мемориальными досками». В соседях, надо полагать, сплошь элита, и тут вдруг заявляются два художника-колдыря! Однако приняли их Синяковы на высшем уровне, как следовало – стол накрыт по всем правилам, старинный фарфор, водка перелита в штоф… Хозяйки ещё и извиняются, что не успели подготовиться к визиту нежданных гостей. Просят пять минут, исчезают в соседней комнате и показываются вновь в подобающем виде: у Ксении на плечах боа, у Марии – расписная шаль. Вновь процитирую Елену Лобачевскую: «Они несут ширму с павлинами, какие-то яркие ткани… Достают шкатулки и ларцы… и устраивают для своих гостей маскарад».
В этот момент Зверев и сказал Асеевой те самые слова:
– Старуха! Я тебя люблю.
Ксения Михайловна поначалу, скорее всего, не восприняла это признание всерьёз – но Зверев не оставил ей выбора. Муза Серебряного века станет музой авангарда – несмотря ни на что и вопреки всему. Ни разница в возрасте, ни пьянство и асоциальное поведение Зверева, ни высоко вздёрнутые в знак осуждения брови окружающих не могли помешать этому странному роману.
Причину же его («если надо причину») следует искать, конечно же, в прошлом Ксении Михайловны – и в том, что Зверев единственным из всех видел её такой, какой она была в юности. Его слова о любви – не дежурные комплименты, которые с регулярностью санаторных процедур отвешивают пожилым дамам, слывшим когда-то красавицами (дама, если она умна, и сама понимает, что за каждым таким комплиментом роится сонм допущений, льстивости – или всего лишь желание сделать приятное). Нет! Он в самом деле видел свою Оксану прежней, сводившей с ума всех футуристов по очереди. Поэтому и рисовал её молодой и ослепительно прекрасной. «Портрет Оксаны Асеевой» (1969, Музей AZ), «Портрет Оксаны Асеевой в шляпе» (1970, Музей AZ), «Портрет Оксаны Асеевой» (1971, Музей AZ) – всех зверевских работ, вдохновлённых Ксенией, не перечислишь, и с каждого, из бешеных густых мазков, раздвигая цифры[162] очередного летящего со страшной скоростью года, рвётся её несомненная и особенная красота, устоять перед которой было немыслимо.
И кто смог бы оставить без ответа такое чувство? Даже Ксения, которая была музой бо́льшую часть своей жизни и никогда не страдала от отсутствия мужского внимания, не сумела его игнорировать. Интересно, что сказала бы юная купеческая дочь Оксана Синякова, если бы каким-то чудом узнала, что в возрасте 76 лет сведёт с ума одного из лучших художников эпохи?
Изумилась бы? Не поверила б?.. Или усмехнулась – почему нет?
Ксения (Оксана) Михайловна Синякова родилась в 1892 году в селе Красная Поляна Харьковской губернии, отцом её был бывший мещанин, а позднее купец, занимавшийся ювелирным промыслом по изготовлению церковной утвари. Семья была вполне обеспеченной, всем детям – а их было ни много ни мало девять, пять дочерей и четыре сына – дали хорошее образование: девочки Синяковы были отменными пианистками, умели рисовать и петь. Все были хороши собой, сразу и похожи и не похожи друг на друга. Лиля Брик описывала их так: «Синяковых пять сестёр. Каждая из них по-своему красива. Жили они раньше в Харькове, отец у них был черносотенец, а мать человек передовой и безбожница. Дочери бродили по лесу в хитонах, с распущенными волосами и своей независимостью и эксцентричностью смущали всю округу. Все пятеро были умны
