Все под контролем - Том Саттерли
Мне предстояла самая значимая битва в моей жизни, и я сомневался, удастся ли мне справиться с этой задачей. За свою военную карьеру мне довелось пройти через несколько жестоких процессов отбора в спецназ и в Подразделение, но я знал, что ни один из них не сравнится с тем отбором, который предстоял мне сейчас, если я хотел сохранить брак с Джен.
И снова все шансы были против меня. Все, что я мог сделать, — это начать потихоньку идти, ставя одну ногу впереди другой, и добраться до противоположной стороны горы. Надеясь, что Джен будет находиться рядом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
9 ноября 2017 г.
Капитолий, Вашингтон, округ Колумбия
Стоя впереди зала для слушаний в Центре посетителей Капитолия, я смотрел на лица собравшихся послушать мое выступление. Как обычно, я изучал ситуацию, пытаясь установить зрительный контакт с каждым вошедшим в зал человеком, оценивая уровень его заинтересованности.
За семь лет, прошедших с момента ухода из Подразделения, распознавание замыслов людей в помещениях и толпе, или, если уж на то пошло, переходящих улицу навстречу мне, все еще было укоренившимся навыком.
Старые привычки не умирают. Они и превосходная подготовка помогли мне выжить во время сотен операций в самых опасных уголках мира. Привычки всей жизни не отпускали меня и теперь, когда моя миссия заключалась в том, чтобы рассказать о посттравматическом стрессе (ПТС) и растущей эпидемии самоубийств среди ветеранов боевых действий.
Уже подходя тем утром к входу в здание Капитолия США, я с профессиональной отстраненностью отметил сотрудника службы безопасности, который стоял спиной ко мне, лицом к зданию, вместо того чтобы следить за приближающейся снаружи опасностью. Рукоятка пистолета молодого человека была открыта и прямо таки ждала, когда кто-нибудь схватит ее и начнет стрелять.
Утро было прохладным, и я увидел еще одного охранника, держащего руки в карманах.
— Он так и будет их там держать, когда умрет, — буркнул я Джен, проходя мимо охранников, болтавших между собой.
Оказавшись внутри, я расслабился настолько, насколько это вообще возможно, хотя повышенная бдительность, которая является частью моей внутренней борьбы, никогда не спит. Наверное, лучше, чем многие другие, я понимал, что охранники и металлоискатели — это лишь иллюзия безопасности. Точно так же, как и охрана в аэропортах, на собраниях и в торговых центрах, — всего лишь бутафория, призванная отогнать призрак терроризма и заставить людей чувствовать себя защищенными, или, говоря языком Подразделения, что «все под контролем».
По моему опыту, «все под контролем» — понятие в опасном мире относительное и мимолетное. Почти половину из своих пятидесяти лет я провел, «стоя на стенах» и за этими стенами, защищая людей, находящихся дома, от существ настолько злых, что они не могли бы представить их в своих самых страшных кошмарах.
Я с гордостью нес эту ответственность, но убийства, опасность, стресс, потеря друзей и страх взяли свое. Я видел это по глубоким морщинам, прочерченным на лбу; тело сотрясала постоянная боль; а более коварный враг вел войну с моим мозгом, вызывая кошмары, воспоминания, паранойю, ярость, бессонницу и жестокие реакции на стресс.
Внутренняя психологическая партизанская война стоила мне трех браков и почти разрушила четвертый, а также испортила отношения с сыном. Это был враг, которого я годами пытался нейтрализовать алкоголем и горстями таблеток, которые военные, а затем и Администрация по делам ветеранов прописывали мне для избавления от боли и моих демонов. Битва едва не закончилась четыре года назад на парковке с пистолетом на коленях, когда я размышлял, как лучше ее закончить — со стволом во рту или у виска. И я не хочу все испортить сейчас.
Только невинное сообщение от Джен, которая теперь сидела слева от меня за столиком перед рядами кресел, моя «сила природы», спасла меня. И она продолжала спасать меня, оставаясь со мной, когда у нее были все основания уйти. Она даже сменила профессию, чтобы выяснить все, что только можно, о посттравматическом стрессе и о том, как помочь мне изменить образ жизни, избавить меня от таблеток и направить на консультацию.
Она, как и я, была предана этой крайней миссии, чтобы спасти как можно больше моих братьев и сестер по оружию. Именно поэтому мы приехали в столицу страны, надеясь, что кто-то влиятельный выслушает нас.
Сегодняшняя утренняя аудитория состояла в основном из молодых сотрудников офисов Конгресса и Сената, которых отправили записать и потом доложить. Изучая их лица, я задавался вопросом, волнует ли их вообще наше дело, эта наша крайняя миссия — добиваться улучшения диагностики и лечения посттравматических стрессовых расстройств и других психических отклонений, которые толкают на самоубийство более двадцати ветеранов войны в день. Почти восемь тысяч в год, — это больше, чем погибло в войнах в Афганистане и Ираке вместе взятых за последние пятнадцать лет.
Сможем ли мы с Джен заставить их понять, сколько жизней — не только солдат, но и их семей, и их общин — было разрушено и уничтожено врагом, оказавшимся для наших войск более смертоносным, чем все террористы, с которыми мы столкнулись за последние два десятилетия?
Или им станет скучно, и они вернутся к переписке с друзьями о вещах, которые имеют бóльшее значение в их безопасной, нормальной жизни? Посмотрят ли они вверх и увидят ли слабость или силу, когда мой голос неизбежно сорвется, а слезы неудержимо хлынут из глаз, пока я буду бороться за то, чтобы овладеть собой?
Они вежливо улыбнутся, а затем вернутся на работу, не вдохновленные моим посланием? Или они отправятся к более высокопоставленным сотрудникам, к политическим занудам, и оттуда мои слова дойдут до столов и ушей реальных политиков?
Это эпидемия, но разве это кого-то волнует?
Пришло время начинать, и молодая женщина, Эмили Блэр, лоббист Национального альянса по борьбе с психическими заболеваниями, специализирующаяся на проблемах ветеранов, вышла к подиуму, чтобы нас представить:
— Главный сержант-майор в отставке Том Саттерли и его жена Джен.
Я сжал для уверенности руку Джен и шагнул к подиуму. Опустил взгляд на бумаги, на которых напечатал свою речь, репетируя ее снова и снова, даже когда выглаживал брюки тем утром. Я уже чувствовал, как наворачиваются слезы, когда снова поднял глаза и начал.
За три года, прошедшие с тех пор, как я едва
