Булач Гаджиев - Дочери Дагестана

Приезжей определили саклю. Печка, крошечное окно, за которым бились под ветром голые ветки дикой яблони, было затянуто бычьим пузырем. Всю ночь на потолке что-то грызла неугомонная мышь. Хозяйка, до времени увядшая горянка, оказалась доброй-предоброй женщиной.

На рассвете следующего дня раздавался красивый голос муэдзина с минарета белостенной мечети, зовущий аульчан к утренней молитве.

Советскую власть представлял бывший пастух Магомед Габичало, человек в годах. Секретарь сельсовета Омаров также сносно понимал русскую речь. Таких в Гочобе оказалось четверо горцев. Эти четверо и стали первыми учениками Тарариной в ликбезе.

Школа располагалась через улочку от сакли новой учительницы. Окна также были затянуты бычьим пузырем, поэтому даже в полдень, как в пещере, классы тонули в полумраке.

С приходом Татьяны Николаевны зазвенел школьный звонок. В школу она пришла с волнением, если не сказать, в замешательстве, хотя и планы уроков были написаны, и мысленно прокручивала, с чего начнет первые свои часы. К своему ужасу, Татьяна Николаевна обнаружила, что дети не знают ни одного русского слова.

Однако она не собралась бежать из Гочоба и не опустила руки. Тарарина сразу поняла одну азбучную истину: хочешь, чтобы к тебе шли люди, сама иди к ним. И два-три месяца молодая учительница с помощью хозяйки и учеников терпеливо овладевала аварским языком. Только теперь можно было приступить к работе в 4-х классах по методике А. Бокарева: «Преподавание русского языка в национальной школе».

Первый урок ушел на ознакомление учащихся с предметами, которые окружают ребенка в классе, во дворе. Второй урок – экскурсия по селу. Третий – на мельницу, стоявшую на Кара-Койсу. Эта была причудливая мешанина из обрывков знаний. И каждый день повторение пройденного. Учили слова: «на», «возьми», «принеси», «отнеси», «что это?», «это мел»… Далее – составление примитивных предложений. Считай: и по требованию программы, и, представьте, для забавы. Очень помогали наглядные пособия, нарисованные самой учительницей.

Будем откровенны: планы уроков Тарарина не писала. В гочобских условиях они превращались в пустую формальность. Это задумано на сегодня, а урок пошел, покатился по другой колее. Скажите, пожалуйста, каким пунктом, какого плана можно отметить, обозначить, что сегодня я сумела повернуть к себе такого ребенка?

А тут еще – на весь класс несколько букварей. Картинки в них неразборчивые, какие-то пятна. Тетрадей нет, туго и с карандашами. Пусть никто не думает, будто я сгущаю краски. Так и было.

По ее просьбе из Гуниба прислали чернильный порошок, перья, ручки. В следующем году впервые в Гочобе люди увидели парты. Дети даже на перемену не хотели уходить: до чего же удобно сидеть на них! Сколько поколений учащихся не только у мулл, но и в светских школах в 20–30-е годы провели уроки на корточках, на коленях… «Учебниками» были рассказы учителя и его нарисованные на доске или на клочках бумаги картинки. Наверное, я не преувеличу, если скажу, что в культурной революции Гочоба великую роль сыграла Т. Н. Тарарина.

В субботу не учились. Это было к лучшему: можно было посидеть дома, заняться по хозяйству: мало ли забот у молодой женщины. Татьяна Николаевна со своими учениками возила на ослах навоз на участки, полола, косила. Сельчане удивлялись: надо же – горожанка, а ведет себя, будто родилась в Гочобе. И говорит на их языке, не брезгует никакой работой.

Цену труду она знала не по книгам. С тринадцати лет пошла работать на Буйнакский консервный завод. Работала в ночную смену, а днем училась. Школу окончила с отличием, училище – с красным дипломом. Любовь к труду не однажды выручала Татьяну Николаевну в жизни. Эта любовь сыграла большую роль и в дальнейшем.

Тысячи причин выдумывали тогда в аулах родители, чтобы не пускать девочек в школу. Но Татьяна Николаевна не отступала. Слушали ее дети, да и взрослые тоже, как завороженные. Особенно поражало слушателей то, что она, русская, знала все тонкости местного языка. И люди потянулись к ней. Было на то основание. Жили-то как? Сакля разделялась на две части. Зимою в одной половине жили люди, в другой – скот. Пришлось доказывать, что скот холода не боится, даже в России, где морозы покрепче, держат его на улице. Поддались уговорам. Меньше болеть стали дети.

Татьяна Николаевна учила матерей расчесывать волосы, заплетать косы и завязывать бантики. Сколько радости было по этому поводу! Не надо дагестанцев тех лет рисовать фанатиками. Ничего подобного. Люди всегда стремятся к свету, к красоте. А Татьяна Николаевна учила детей горцев этим тонкостям, а родителям детей показывала, как лучше оформлять комнату, заправлять постель, стирать белье.

Почему я об этом пишу? Вспомнить страшно. Устроят в земле яму, запустят туда воду – что-то вроде ванны. Забросают в такую «ванну» грязное белье, «замесят», затопчут ногами, прополощут, высушат и натянут на себя до следующего раза. В некоторых саклях стоял такой дух, что, казалось, вот-вот потолок вышибет. Люди привыкли к этому и не замечали. Обычай этот с приездом долго не удержался.

Но и Тарариной было чему учиться у сельчан: верности слову, совестливости, взаимопомощи, гостеприимству, воздержанности, культу женщины – матери, ежедневному пятикратному молению и держанию уразы.

В 1929 году открылся кооператив. Событие! Шутка ли: в Гочобе стали продавать керосин, мыло, муку, спички, крупу, ситец, ложки, вилки, кастрюли! Хозяйственное мыло Татьяна Николаевна возвела в культ. Люди стали вступать в местный кооператив, чтобы приобрести его – иначе ведь не достанешь.

Не было в Гочобе и медпункта, он находился в Тлярате. Татьяна Николаевна копалась в медицинских книгах: надо было научиться оказывать первую помощь. Так шли дни, месяцы. На каникулах ездила в Буйнакск, возвращалась с толстой кипой наглядных пособий. Так растила она все эти годы своих учеников.

Т. Н. Тарарину послали в аул на три года. Как только она собиралась ехать в Махачкалу, от сельчан в Наркомпрос летела оказия: «Просим нашу Тарарину Т. Н. оставить в Гочобе». Кажется, трудно человеку получить более высокую награду.

В Гочобе она жила семь лет. Знакомые и незнакомые удивленно спрашивали у нее: «Ну что ты нашла в своем Гочобе? Не скучно в этой глуши?» Таким она отвечала: «А ведь и в Париже миллион скучающих людей, однако Париж не при чем тут…»

И только когда появились свои кадры, друзья проводили ее до самого дальнего перевала, поклонились, сказали «баркалла». Имя Татьяны Николаевны в горном ауле и до сего дня помнят. Вернемся назад, так как я немного забежал вперед.

А в Тлярате товарищи по профессии – Варвара Константиновна, Тамара Соколова, местные учителя. Поговорят о событиях, происшедших за месяц, пообедают, а затем в необычайно красивый сосновый лес. На рассвете снова в путь. Полдороги шагом, полдороги бегом.