Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов
Необходимо особо подчеркнуть, что Опричнина не была введена прямым царским указом сразу же после 5 января 1565 года, когда боярство и священство и «люди прочие» безропотно приняли все условия Иоанна. В середине февраля был созван Земский собор, на котором присутствовали представители и аристократии и «отцы духовные», где Первый Царь выступил с речью. Он сказал, что для «охранения жизни» он намерен учинить «опришнину» с двором, армией и территорией, требуя для себя неограниченных полномочий. Подобные полномочия Царю были единогласно и предоставлены.
Первый удар опричного царского меча пришелся на знать суздальских родов. В феврале 1565 года были казнены: князь А.Б. Горбатый[494] с сыном Петром, окольничий П.П. Головин, князь И.И. Сухово-Кашин и князь Д.А. Шевырев. Несколько человек были пострижены в монахи, а некоторые семьи лишились своих родовых вотчин и были отправлены на новые земли в Казанский край. В своей «Истории о Великом князе Московском» Курбский писал, что Александр Горбатый «происходил из рода Великого князя Владимира и была у них старшая власть над всеми князьями Руси более двух сотен лет. Один из них, князь Суздальский Андрей, владел Волгой-рекой аж до самого моря Каспийского, от него произошли великие тверские князья…»[495]
Никогда суздальские князья «Волгой-рекой» не владели, но владения их были действительно обширными. Когда их удельные территории перешли в состав единого государства, а сами некогда удельные правители стали подданными Великого князя Московского, то спесь родовая никуда не исчезла. Древность и знатность рода по понятиям того времени – преимущества общественно бесспорные, неизбежно взращивавшие непомерное честолюбие. Будучи с рождения приобщенным к высшему кругу, Александр Горбатый-Шуйский занимал самые видные должности в Государстве. Его даже превозносили как «покорителя Казани», хотя он командовал в походе только полком, а титула «победителя» мог удостаиваться только Иоанн Васильевич.
Однако Царь не за чрезмерное самомнение казнил одного из многолетних руководителей Боярской Думы. Царь прекрасно знал другое, незабываемое и непрощаемое. Горбатый в свое время был слишком «хорош» и с Адашевым, и Сильвестром, являлся другом князя А.М. Курбского. Он – один из тех, кто все время закулисно умалял власть и достоинство Царя. Иоанну передавали, что этого боярина не раз уличали в «непригожих» (непристойных) речах, которые явно выдавали угнездившийся в князе дух противоречия, а значит – и измены.
Иоанн редко объяснял конкретные причины своего гнева; он много раз говорил об «изменах», называл и имена, но никогда не пытался «объяснить», в чем содержательно состояли эти «измены». Последующим же историкам требовалась «мотивация». Учитывая, что следственные дела об «изменах» как времен Опричнины, так и за другие годы не сохранились, то невольно складывалось впечатление, что это был «чистый произвол», вызванный исключительно «маниакальным синдромом», гипертрофированным чувством «страха», овладевшим натурой Первого Царя. Думается, что все это – только тенденциозные умозаключения, которые формально как бы «документально» оспорить и невозможно, но которые опровергаются всем строем личности и мировоззрения Иоанна Васильевича. Если же размышлять об Иоанне, игнорируя самого Иоанна, категорически не веря ему, не принимая в расчет его безусловной Христапреданности, то тогда действительно останется один только «синдром», но только чей?
Пять человек были казнены в 1565 году, и больше никаких казней многие месяцы на Руси не наблюдалось. Мало того. Весной 1566 года Царь смягчил опалу на князей и бояр и многих вернул в Москву. Но вскоре возникла новая проблема: Митрополит Афанасий 19 мая 1566 года сложил сан и удалился в Чудов монастырь. Эта история до сего времени вызывает вопросы. Не ясно, насколько Царь был посвящен в эту историю и в какой степени он сочувствовал данному шагу. Невозможно допустить, чтобы все это делалось без ведома Самодержца, которого в тот момент в Москве и не было, но без которого такие вопросы решаться не могли. Во всяком случае, после ухода Афанасия, Иоанн проводил, как бы теперь сказали, «консультации» по выбору преемника Афанасия.
Существует точка зрения, что следующим Митрополитом должен был стать архиепископ Казанский и Свияжский Герман (1505–1567), прославившийся своей миссионерской деятельностью в Казанской земле. Происходил он из рода бояр Садыревых-Полевых, потомков князей Смоленских. Якобы Герман долго не соглашался принять сан, но был «принужден» к тому собором и Царем. Опять же, якобы через два дня «нареченный Митрополит» имел беседу с Иоанном, «увещевая» его оставить гонения и опалы. Далее предоставим слово историку Церкви: «Узнав об этом, приверженцы Царя будто бы усердно молили его разжаловать новоизбранного Германа, как дурного советника… Иоанн Васильевич внял голосу своих приближенных и изгнал святителя Германа из митрополичьих палат со словами: “Ты еще и на Митрополию не возведен, а уже связываешь меня неволею”»[496].
При этом Герман не лишился сана, и он упоминается в Никоновской летописи среди других участников обряда интронизации московского Митрополита Филиппа в июле 1566 года.
Самое примечательное в истории отношений Царя Иоанна и архиепископа Германа то, что она описана исключительно князем Курбским, обретавшимся в польско-литовских пределах! Особенно умилительна тут прямая речь. Но клеветники во все времена использовали один и тот же прием: клевещите, клевещите, что-нибудь да и останется! И данная «история» осталась, как это и не покажется удивительным. Предателю показалось приведенного «компромата» мало, и он решил «сгустить краски». По его словам, Герман «через два дня был найден мертвым в своем дворе»[497]. На самом деле архиепископ был жив еще больше года, а преставился он 6 ноября 1567 года во время моровой язвы[498] в Москве[499].
На место Афанасия по рекомендации Царя церковный собор избрал Митрополитом игумена Соловецкого монастыря Филиппа, человека глубокого благочестия, прославившегося своими подвижническими делами. 25 июля 1566 года состоялась его интронизация. Его назначение было поддержано и Царем, и всем епископатом Русской Церкви: Пименом Новгородским, Германом Казанским (по Курбскому – «убиенным»), Никандром Ростовским, Елефтерием Суздальским, Филофеем Рязанским, Симеоном Смоленским, Варлаамом Коломенским, Галактионом Сарским и Иосифом Пермским. В выборах не участвовал только Акакий Тверской, тяжело заболевший.
Тема, связанная с Митрополитом Филиппом, давно и прочно идеологизирована, а имя его традиционно используется как какое-то несмываемое «клеймо» на репутации Первого Царя. Что здесь особо примечательно: житийная литература используется светскими авторами без колебаний, хотя в иных случаях этот содержательный, но специфический источник, их внимание не привлекает. Некоторые «социалисты», «демократы» и «свободные интеллектуалы» на основе Жития Филиппа (существует несколько редакций)[500] умудрились сочинить специальные трактаты, разоблачающие «ужасы царизма»[501]. Ведь Филипп «бесстрашно» выступал против Опричнины и тирана-царя; такое дорогого стоит…
Как сказано в энциклопедическом издании, «низложение и мученическая смерть Митрополита Филиппа остались пятном на памяти Царя Ивана Васильевича. Смыть это пятно, от имени светской власти принести покаяние власти
