Святые русской Фиваиды - Максим Александрович Гуреев
В 60-х годах XIX века путешественник и журналист, старший брат известного режиссера Василий Иванович Немирович-Данченко (1845–1936) так опишет путешествие на Соловки по водам Белого моря: «Передо мною расстилалась необозримая даль серовато-свинцового моря, усеянного оперенными гребнями медленно катившихся валов… да, море действительно храм. И рев бури, и свист ветра, и громовые раскаты над ним – это только отголоски, отрывочно доносящиеся к нам звуки некоторых труб его органа, дивно гремящего там, в недоступной, недосягаемой высоте – великий, прекрасно охватывающий все небо и землю гимн. Вот сквозь клочья серых туч прорвался и заблистал на высоте широкий ослепительный луч солнца – и под ним озолотилась целая полоса медленно колыхающихся волн… Вот новые тучи закрыли его. Божество незримо, но присутствие его здесь чувствуется повсюду».
Герман молча смотрел на неподвижную, едва подверженную движению морскую гладь…
Личность этого инока является, пожалуй, самой загадочной из великой соловецкой троицы (Савватий, Зосима, Герман). Рукописное житие отшельника, составленное около 1627 года неким иноком Соловецкого монастыря с приложением к нему описания чудес, совершившихся у иконы преподобного в Тотьме, немногословно, а посему информация о старце крайне скудна. Герман находится как бы в тени Савватия и Зосимы, он сослужит им, абсолютно не претендуя на первенство, хотя его опыт в поморской и островной жизни весьма впечатляющ, а частые поездки его на материк по монастырским делам свидетельствуют не только о том, что он был опытным мореходом и знатоком акватории как Онежской губы, так и береговой линии Белого моря, но и о том, что Герман стяжал уважение, как знающий хозяйственник, человек порядочный и надежный.
Наверное, наиболее полно его личность для нас раскрывает это прощальное путешествие на остров с мощами Савватия. В этом сосредоточенном молчании Германа (в тех немногочисленных эпизодах житий Савватия и Зосимы, где он появляется, Герман почти всегда безмолвствует) заключено трогательное и в то же время напряженное самоуглубление, о котором преподобный Исаак Сирин говорит: «Облака закрывают солнце, а многогоглаголание затемняет душу, которая просвещается молитвенным созерцанием».
Аллегорическое противостояние солнца и облаков, штормового возмущения и безмятежности, света и тьмы является для Германа, идущего с гробом Савватия и братией на остров, катарсисом его внутренней духовной работы, торжеством его индивидуальности, воплощенной в соборности. Он один перед Богом, но он не одинок в своем монашеском служении.
И это огромное, бескрайнее, немыслимое пространство от Онеги до реки Выг, от Поморского берега до Кузовых островов и Соловков наполняется для него жизнью, живыми людьми, мирянами, священниками, иноческой братией, сердечный свет от которых идет постоянно, вне зависимости от времени года, расстояний и погодных условий, днем и ночью, во время постов и праздников, в минуты горя и радости. Это и есть сообщество верных, соединенных тайной Божественной благодати, что, по мысли отца Сергия Булгакова, являет собой существо Церкви, которое открывается в насущном и ежедневном: в забрасывающих сети рыбаках, в возводящих тони работных людях, в идущих по морю иноках.
И вот теперь, когда суда подошли к острову, как сообщает житие Зосимы, «вышла вся братия встречать мощи святого со свечами и светильниками, и вынесли их с почетом из судна, и положили на одре. И торжественно внесли с псалмопениями в святую церковь Преображения Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа. И поклонялись мощам святого до утра. Утром же совершили надгробное пение. И многие страдавшие различными недугами, приходя с верою, облобызав мощи святого, получали исцеление и возвращались домой здоровыми, радуясь и благодаря Христа Бога и Пречистую Его Матерь, одаривших угодника своего таким почитанием. Братия же, видя многие чудеса, совершающиеся от гроба преподобного, радовалась обретению такого “бесценного бисера”, приносящего плод душевного спасения».
В жизнеописаниях соловецких подвижников нет упоминания о том, что Герман принимал участие в обретении мощей Савватия и их перенесении на остров, но, право, трудно предположить, чтобы Зосима осуществил это достойное деяние без участия человека, стоявшего у истоков иноческой жизни на острове и лично знавшего святого пустынножителя.
«Мудр и опытен (благодаря) многолетним монашеским трудам и праведной жизни» был сей старец. Эти слова о Германе из жития преподобного Зосимы в полной мере отражают уважительное отношение первого соловецкого игумена к подвижнику, благодаря ободряющим словами которого – «дерзай, любимый, ибо тебя Бог благоволил (избрать) для места этого!» – Зосима исполнился «дерзновения и устремился на подвиг телесный и духовный: телесный – в созидании монастыря непрестанном, духовный же – в вооружении на невидимых врагов постом и молитвой».
Следовательно, эпизод нашей книги, рассказывающий об участии Германа в перезахоронении мощей преподобного Савватия, есть в большей части дань художественному вымыслу, изобразительному рисунку повествования, без которого образ немногословного соратника преподобных Савватия и Зосимы был бы, на наш взгляд, несколько формальным, лишенным той удивительной теплоты и открытости, которые характеризовали этого человека.
Можно утверждать, что Герман был тем связующим звеном между соловецкими иноками и поморами, без которого взаимодействие, да и вообще нормальная соседская жизнь, их были бы просто невозможны. Пожалуй, преподобный старец, как никто иной из соловецких началоположников, знал поморский быт и менталитет местного населения, с которым ему, по долгу иноческих послушаний, приходилось общаться. Он полностью погрузился в быт и повседневность поморов, он сам отчасти стал помором, полюбив эти неуютные, на первый взгляд, и суровые земли.
Именно стараниями преподобного Германа интерес к островному монастырю стали проявлять жители Поморского, Карельского и Лямецкого берегов Белого моря. Так, обитатели Сумского посада – места, известного на побережье своим солеваренным производством, морскими промыслами, охотой, а также судостроением, – одними из первых откликнулись на нужды соловецких отшельников, найдя для себя со временем не только духовную, но и материальную выгоду в таком сотрудничестве.
Именно с Сумским посадом связано имя младшего современника преподобного Германа – соловецкого инока Елисея, который почитается в Соборе Новгородских, Карельских и Соловецких святых. К сожалению, информация о жизни этого подвижника практически отсутствует. Исключение составляет лишь финальный эпизод его жизни из «Чуда о некоем черньци Елесеи», когда соловецкие монахи Даниил, Елисей, Савватий и Филарет отправились по благословению игумена (соответственно, Зосимы) ловить рыбу на реку Выг у порога Золотец. Здесь, на берегу реки инок Даниил предсказал Елисею близкую смерть: «К тому убо не имаши рыб ловити, се бот и смерть приближися». И объяла Елисея «великая скорбь», но не потому что он испугался близкой кончины, а потому что не успел принять «великого образа ангельского» – схимы. По совету братий инок сам возложил на себя схиму, однако ночью был исхищен демонами, которые надругались на ним и сорвали с него схимнические ризы. Тогда было
