Святые русской Фиваиды - Максим Александрович Гуреев
В одной из поздних редакций жития Елисея это событие описано следующим образом: «Когда они находились на середине Сумской губы, настала великая буря. Волны подобились горам, на судне разорвался парус, сломалась мачта, весла выбило волнами из рук гребцов; к тому же налегла такая тьма, что плаватели едва видели друг друга. Все были в отчаянии, наемники роптали и укоряли иноков, но болящий Елисей не малодушествовал, ибо его успокаивало дивное видение из иного мира. “Не бойтесь и не скорбите, братия, – говорил он соплавателям, едва дыша от изнеможения, – я вижу отца Зосиму с нами в судне, он помогает нам. Все это случилось с нами по действу диавола, желающего погубить мою душу, но Бог по молитвам преподобного Зосимы истребит супостата”. Вскоре затем ветер мало-помалу начал утихать, волны улеглись, на море водворилась тишина».
Однако, придя в Сумской посад, выяснилось, что Елисей, не выдержав тягот пути, скончался, так и не успев принять схиму. Как сообщает житие подвижника, после общей молитвы и заступничества преподобного Зосимы Елисей ожил, был пострижен в великую схиму и причастился Святых Таин Христовых, после чего с миром «отошел ко Господу». Тело его было погребено за алтарем Никольской церкви в Сумском посаде.
Произошло это на рубеже 70-х—80-х годов XV столетия.
В составленном между 1701 и 1710 годами «Сказании о чудесах и явлениях преподобного отца Сумского, нового чудотворца» собрано большое количество описаний молитвенной помощи святого Елисея Сумского как монахам Соловецкого монастыря, так и жителям Беломорского побережья.
Можно утверждать, что обретение мощей преподобного Савватия и перенесение их на Соловецкий остров, безусловно, стало важнейшим событием не только в жизни Соловецкой обители, но и всей Русской Фиваиды в целом.
Трудами и молитвенным трезвением младших современников и учеников преподобного Сергия Радонежского, а также нового поколения подвижников «Сергиевской плеяды» (учеников учеников святого Сергия) иноческая ойкумена на Севере, в частности в Поморье и на Соловецких островах, обрела своих прославленных подвигами и чудесами подвижников (Савватий, Зосима и Герман, Иоанн-свещеносец, Василий-келейник, Макарий-рыболовец, Онуфрий-пустынник, Герасим-отшельник, инок Ианнуарий, Стефан-трудник, Филипп-пустынник, Досифей-затворник, Елисей Сумский), давших наставления тем, кто пришел продолжить их подвиг. В этом, бесспорно, в полной мере выразилась каноническая преемственность и верность традициям, из поколения в поколение передающимся еще от пустынников-анахоретов Древней Церкви.
Свое последнее хождение по водам Белого моря преподобный Герман совершил в 1479 году, когда новый соловецкий игумен Арсений (преподобный Зосима Соловецкий скончался в 1478 году) благословил старца отправиться в Новгород, где в Антониевом Рождества Богородицком монастыре великий соловецкий подвижник скончался. Вскоре после его смерти гроб с телом Германа был переправлен на реку Свирь в село Хевроньино (по другой версии, Хавроньино), откуда его предполагалась доставить в Спасо-Преображенский монастырь. Однако непогода и распутица пресекла эти намерения, и Герман был погребен у местной часовни, словно во исполнение знаменитых слов – «все кружится, кружится на ходу своем, и возвращается на круги своя, что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Да, словно и не прошло этих пятидесяти лет, все повторялось вновь и вновь, как было описано в житиях преподобных Савватия и Зосимы: «Герман же пришел осенью на побережье, желая плыть на остров Соловецкий, но не смог, так как настала стужа, дул встречный ветер, шел снег и было сильное волнение на море». И далее: «…а когда вернулся к морю, желая плыть на Соловецкий остров, то уже не смог, потому что наступила осень, и погода переменилась на стужу, выпало много снега, а на море было неукротимое волнение и плавало множество льдин. И томился он поневоле, желая добраться до острова, но не мог. И остался Герман зимовать на побережье, потому что невозможно было переправиться на остров: плавали по морю огромные снежные льдины и морская стихия была неукротима, устремляясь то в одну, то в другую сторону с огромной скоростью. Об этом и пророк Давид написал в Книге Псалмов, говоря: “Духом уст Его вся сила их; собрал Он, словно мех, воды морские, положил в хранилищах бездны”. А на море был сильный прибой. И в волновой круговерти носились льдины вращаясь, швыряемые течением и стираемые одна о другую. Потому и невозможно было переплыть на остров».
Монах, умерший для прежней мирской жизни, но обретший возрождение в новое бытие, со смирением и бесстрастием принимает любую жизненную коллизию, любой поворот, любую неожиданность, пускай даже и смертельно опасную, совершенно при этом отрекаясь от своей воли, находя «узкий путь» единственным и очевидным, хоть он тесен и прискорбен.
Труды и дни преподобного Германа, как мы видим, явили нам яркий и удивительный пример того, как можно и должно, не возносясь, не главенствуя, не сокрушаясь попусту, вечностью упразднить время, как это всякий раз происходит во время Тайной Вечери. И тогда обыденность станет тождественна не бытовой рутине, не однообразной смене дней и прожитых лет, но ободряющему и бесконечному постижению Божественного замысла, напряженному духовному, умственному и эмоциональному труду, своего рода собеседыванию с собой и примирению с самими собой.
* * *Свет белой ночи на Соловках исходит отовсюду – от воды, от циклопических башен монастырской стены, от черных деревянных бараков истекает он немыслимым образом, проникает сквозь запотевшие после вечерней протопки окна палат и кладовых, братских и настоятельских корпусов.
Нет, совершенно невозможно понять, откуда он берется, если не смотреть вверх…
А на самом деле это, конечно же, светится небо – ведь солнце не заходит тут окончательно, но опускается то вниз, то поднимается вверх, то вновь начинает стремиться к горизонту, чтобы потом опять встать в зените.
Выйдя из Никольских ворот, я пошел в сторону аэродрома – по указателю, прибитому к телеграфному столбу.
Сам не понял, почему поступил именно так. Видимо, после хождения по Лямецкому побережью привык доверять этим деревянным столбам, прикрученным проволокой к обрезку рельса, вбитого в землю.
Дойдя до Иоанновской часовни, свернул по дороге направо, в обход летного поля, вновь последовал по указателю, на котором было написано – «Филиппова пустынь».
Формально митрополит Московский Филипп (Колычев) (1507–1569), прославленный в лике святителей в 1591 году, не относится к преподобным отцам Северной Фиваиды, хотя святитель и подвизался в Спасо-Преображенском Соловецком монастыре более восемнадцати лет, а также почитается в Соборе Соловецких святых.
Островное служение Филиппа было лишь этапом его яркого и трагического духовного поприща, однако за эти годы он сумел оставить о себе на Соловках добрую память, а также превратить монастырь, будучи его игуменом, в один из мощнейших и величественнейших на Русском Севере. Более того, именно трудами Филиппа на острове было возрождено пустынножительство по примеру Белозерских, Глушицких и Комельских отцов.
Известно, что, находясь в Соловецком монастыре, святитель дважды уходил в
