Романески - Ален Роб-Грийе
— Не знаю, красавец капитан. Меня научила словам этой песни моя мать, когда я была еще девчонкой. Мне говорили, что она прибыла сюда откуда-то издалека… И отец тоже… откуда-то из Марокко, с побережья, или из Португалии… Но теперь уже слишком поздно их расспрашивать… А может, даже из Турции…
— Ну, это не одно и то же, — говорит де Коринт, а сам вспоминает о недавнем вступлении в войну Оттоманской Порты на стороне Германии и Австро-Венгерской империи.
Но он не смеет настаивать на своем, так как чувствует, что дальнейшее углубление темы может причинить девушке боль, ибо тень печали скользнула по хорошенькому личику в тот миг, когда она произнесла слова: «уже слишком поздно…» Быть может, она — сирота? Или здесь кроется что-то еще? А что? Найденыш? Похищенное дитя? Потерявшееся дитя, даже не ведающее, откуда были родом ее родители, и не знающее, на каком языке они говорили?.. Девушка по-прежнему стоит на коленях, но уже чуть откинувшись назад, изогнув стан в талии и подняв вверх полусогнутые в локтях руки; она шевелит изящными, тонкими, очень белыми пальчиками (чтобы они просохли), нисколько не похожими на загрубевшие пальцы прачки или дочери лесоруба, да и перебирает она ими в воздухе так, как арфистка перебирает струны музыкального инструмента.
Капитан спрашивает:
— Как тебя зовут?
— Манрикой, но местные жители считают мое имя ужасно странным, так что угольщики зовут меня просто Марией. Манрика… Вы не находите, что это имя звучит гораздо лучше? Красивее? Манрика…
Девушка повторяет вполголоса свое имя, явно любуясь им, словно желает, чтобы ее собеседник оценил его мелодичность, что так очаровывает ее самое. Первый слог «ман» она произносит очень четко, твердо, без всякого намека на носовой звук, с очень открытым «а», и в результате соединение этих трех звуков производит эффект… небольшого горного водопада. Но Анри де Коринт, не только страстный поклонник гения Вагнера, — как мы уже заметили, — но и превосходный знаток творчества Верди, тотчас же вспоминает про сына колдуньи, брошенного нечаянно в пламя костра. Итак, значит, именно искусство трубадура расцветило столь дивными красками ее кантилену! Это оно придало ей столько страсти…
Так как девушка вновь обрела свою прежнюю веселость и опять смотрит на капитана с гордым простодушием или с гордостью невинности, он спрашивает, несколько растягивая слова, как будто пребывает в глубокой задумчивости:
— Уж не была ли твоя мать феей?
— Все матери — феи, разве вы не знаете, прекрасный рыцарь? Точно так же, как все девушки — колдуньи!
В подтверждение исполненной шального задора и открытого вызова сентенции девушка с ловкостью настоящего фокусника проделывает перед лицом не сводящего с нее глаз молодого мужчины целую серию сложных «пассов», то есть плавных движений, в которых принимают участие пальцы, ладони, запястья, локти, сродни тем, что выделывают на Ближнем Востоке исполнительницы танца живота или баядерки в Индии, а также маги, чародеи и колдуны, когда произносят свои заклинания и напускают чары. Находясь под защитой сей «подвижной ширмы», девушка расточает ему обольстительные улыбки и весьма многообещающе строит глазки. Несмотря на то, что Манрику сейчас не назовешь ни робкой, ни дикой, ни суровой, ни испуганной, все же решить, действительно ли она в открытую предлагает себя красавцу драгуну или просто смеется над ним, трудно. Капитан де Коринт предпочитает не «форсировать» события.
— Что же ты тут делаешь совсем одна, в лесной чаще? — спрашивает он.
— Это мое потайное местечко, здесь я стираю мои вещички.
— Какие вещички? Я что-то ничего не вижу, ни в воде, ни на берегу. Похоже, ты ничего не стирала…
— Да нет же, стирала! Стирала! Я только что прополоснула мое платьице, как можете сами убедиться!
Дав столь малоубедительный ответ, девушка вскакивает на ноги, вскакивает легко, стремительно, мощно, уверенным прыжком опытной балерины. Затем она опускается перед все еще восседающим в седле драгуном в настоящем очаровательном придворном реверансе, придерживая руками юбку и растягивая собранную в складки материю как можно шире. Становится совершенно очевидно, что она нагло и бесстыдно лжет: ее свободная блузка, так же как и юбка с широким поясом, свежевыстираны и свежеотбелены, это верно, но верно и то, что они не только хорошо просушены, но и выглажены. Странно, но ткань осталась абсолютно белой, без единого сероватого пятнышка, и к тому же совершенно гладкой и в том месте, где она соприкасалась с камнем, когда девушка стояла на коленях.
Не сосредотачивая внимания на этих противоречиях, весьма и весьма странных, де Коринт с восхищением, смешанным с изумлением, взирает на стройный силуэт, достойный кисти Миньяра или Грёза. Талия у девушки на редкость тонкая (ее вполне мог бы обхватить ладонями мужчина, и она бы прекрасно там «уместилась»), и тонкость этой талии особенно подчеркивают довольно крутые бедра, нежная выпуклость живота, ложбинка между ног, мягкая округлость ягодиц. Тонкость и изящество лодыжек и всей стопы позволяют предположить, что и ляжки у нее не толстые и тяжелые, а крепкие, плотные. Ниже выреза «лодочкой», обнажающего белое горло и молочно-белые плечи, юная грудь натягивает и даже распирает корсаж, и справа, там, где проходит пройма, чуть приоткрывается подмышка и начало нежного холмика груди.
— А если бы вас здесь не было, — продолжает девушка-подросток, верно угадав, что многоопытный эксперт сейчас раздевает ее глазами и оценивает все ее стати, — я бы разделась догола и влезла бы в воду, чтобы искупаться.
— Принимать ванну в ледяной воде?
— Вода здесь никогда не бывает холодной, все как раз наоборот! Ведь из скалы бьет горячий источник… Иногда, в морозы, над этой ложбиной даже поднимается пар. Спускайтесь ко мне, искупаемся вместе, и вы сами убедитесь…
Разумеется, девушка несет какую-то чушь, по крайней мере в том, что касается ее собственных действий, как она их описывает. Зачем же нужно было надевать якобы выстиранные «вещички», если она намеревалась «совершить омовение», то есть искупаться в крошечном водоемчике, что и предлагает безо всякого стыда проделать вместе с ней и офицеру? Как бы ни сгорал Анри де Коринт от желания посмотреть, как девушка будет «заниматься своим интимным туалетом», и даже помочь ей в этом деле, он все же начинает ощущать смутную тревогу, в его душу закрадываются неясные подозрения, что его заманивают в ловушку, куда он вот-вот попадет. Капитан предпочитает занять несколько выжидательную позицию и говорит:
— Ты что-то уж слишком далеко забралась от своей деревни.
— О какой деревне вы говорите? Здесь нет никакой деревни. Я живу вместе с угольщиками, в двухстах
