Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы

Повернувшись тогда к виконту Исии, я говорю ему:

– Поясните вашу точку зрения!

Своим обычным тихим, спокойным и приятным голосом он отвечает мне:

– Когда вы заболеваете, что вы делаете?

– Посылаю за доктором, – говорю я ему.

– Совершенно верно, – замечает Исии. – А если врач говорит, что ничего не может сделать?

– Тогда, – отвечаю я, – я пошлю за хирургом!

– Правильно, – продолжает Исии, – а если хирург скажет, что не может оперировать вас? Что вы будете делать?

И, поскольку я не отвечаю, Исии говорит спокойно:

– Тогда вы сделаете себе харакири!

«Это предвещает нам очень трудные дни в Лиге Наций, – говорит в заключение Бриан, – так как, чтобы обеспечить свою экспансию, Япония не поколеблется подорвать эту организацию».

Четвертого октября вся французская делегация в полном составе направляется на поезде в Локарно – место, выбранное для подписания нового договора.

Теплое осеннее солнце. Очаровательная страна, мирная атмосфера!

Мягкий осенний климат побережья Большого озера лучше всего будет способствовать последним переговорам.

Жители Локарно собрались перед гостиницей, чтобы увидеть прибытие нашей делегации.

Немецкие журналисты, которых почти не было видно со времени подписания Версальского договора, уже давно здесь.

Они тотчас вступают в разговор с французами: «Для нас слово “безопасность” имеет совсем другой смысл, чем для всех вас в Лиге Наций! Для вас “безопасность” означает бездеятельность Германии в ее теперешних границах! А для нас, немцев, “безопасность” означает свободу действий!»

В Локарно уже прибыл министр иностранных дел Германии Густав Штреземан. Этому толстому человеку с квадратной головой и лицом, как у мертвеца, с огромными тусклыми глазами и каким-то металлическим голосом присуща своего рода дипломатическая гениальность. Он умеет лукавить со своими собеседниками.

Из своего вандейского уединения Клемансо предупреждает Бриана: «Будьте внимательны, опасайтесь Штреземана!»

Седьмого октября прибывает сияющий чешский министр Эдуард Бенеш.

На следующий день приезжает его неистовый польский коллега – граф Скржинский. «Как будут выполняться союзнические обязательства Франции в случае нападения Германии на Польшу или Чехословакию? Если Франция после этого выступит против Германии, то Англия и Италия могут парализовать действия Франции. А в том случае, если на Польшу нападут русские, будет еще хуже! – восклицает граф Скржинский. – Франция сможет тогда помочь своему союзнику Польше, лишь проведя свои войска через территорию Германии. Но Германия уже сейчас дает понять, что она откажет в этом. И следовательно… А Польша, господа, Польша?»

Одиннадцатого октября прибывает еще мало кому известный, бесцветный и брюзгливый Муссолини. Он возражает против пакта, но согласится его подписать.

Его приезд в Локарно наделал много шума.

– Я не хочу иметь никакого личного контакта с руководителем фашистского правительства, – заявляет председателю конференции Остину Чемберлену бельгийский социалист Эмиль Вандервельде, личный друг итальянского депутата Маттеоти, убитого по приказу Муссолини.

Чемберлен отвечает:

– Все будет устроено так, чтобы избежать всякой встречи, и вы увидите друг друга лишь в день подписания… и то издали!

Итальянская делегация немедленно объявила представителям печати, что диктатор примет их завтра утром, в 11 часов, в «Гранд Отеле». Среди журналистов бурные споры. Происходят многочисленные частные совещания, на которых обсуждается, должна ли пресса путем неявки на пресс-конференцию протестовать против репрессивных мер, примененных фашистским правительством по отношению к некоторым итальянским газетам. Поскольку мнения разделились, каждый будет действовать согласно своей совести. Я остаюсь в холле гостиницы, в то время как часть журналистов направляется на пресс-конференцию. После окончания пресс-конференции Муссолини проходит через холл. Разговоры сразу же прекращаются. Он останавливается перед английским журналистом-социалистом, которому громовым голосом задает вопрос:

– Ну, как идут дела коммунизма?

– Я не знаю, сэр.

– Почему?

– Потому что я не коммунист, сэр.

– В таком случае я ошибся.

– С вами это часто случается, – язвительно отвечает журналист.

– Может быть, – замечает Муссолини, смерив своего собеседника взглядом с головы до ног, и медленно, не оборачиваясь, направляется к двери.

Наконец, вечером 16 октября, полторы тысячи жителей Локарно толпятся перед окнами Дворца правосудия, чтобы посмотреть на министров союзных стран и Германии, собравшихся для заслушивания текста нового Локарнского пакта и его подписания.

Первым подписывается канцлер рейха Лютер. Штреземан охрипшим голосом делает на немецком языке путаное заявление.

Бриан превосходно импровизирует речь… Чемберлен, с дрожащими от волнения руками, произносит несколько слов, которых никто не слышит, и со слезами на глазах садится на свое место, уронив на колени монокль.

Сидящий слева от председательствующего бледный, с осунувшимся лицом и отсутствующим взглядом Муссолини, на которого никто не обращает внимания, не говорит ничего. Затем Бриан увлекает за собой на балкон Лютера. Им долго аплодируют.

Несколько часов спустя в Берлине посол Англии лорд д’Абернон отмечает в своем знаменитом «дневнике»: «День 16 октября знаменует собой поворот в истории послевоенной Европы. Это – уничтожение демаркационной линии между победителями и побежденными. Для Англии это означает восстановление политики равновесия».

В этот вечер в Локарно царит всеобщий энтузиазм! Он охватил даже наиболее скептически настроенных и всем пресыщенных дипломатов. Разве Германия, вчерашний враг, не поставила только что свою подпись под восемью мирными протоколами?

Начальник кабинета[5] Бриана Алексис Леже объясняет всем и каждому:

– Господа, Франция добилась наконец обеспечения своей безопасности на Рейне! Теперь, если немцы когда-нибудь нарушат свое слово, английские и итальянские вооруженные силы автоматически придут на помощь Франции; отныне можно более не опасаться за будущее. Войны больше не будет. Германия вступает в Лигу Наций, несмотря на то, что оккупация нами Рейнской области продолжается!

Некоторые охвачены таким энтузиазмом, что бегут на почту отправить телеграммы своим родственникам и друзьям. «Ура! Мир обеспечен!»

В 10 часов вечера Аристид Бриан, выпив стакан молока, уже спит спокойным сном.