Из Курска в Рим. Воспоминания - Виктор Иванович Барятинский
Воспоминания мои о моей матушке в те времена довольно неопределенны и туманны. Я помню, однако ж, как она была ласкова и нежна со мной; она брала и возила меня с собой в разные места, что всегда доставляло мне большое удовольствие. Вместе с тем, она имела в моих глазах вид очень величественный, в особенности, когда она приходила к столу или в большие гостиные в нарядных платьях. Высокого роста, с белокурыми длинными локонами, она обыкновенно вечером бывала décolleté и я особенно живо до сих пор представляю ее себе в известном красном бархатном платье.
На новый год бывала в Мариинском дворце церемония, производящая на меня каждый раз глубокое впечатление.
31—го декабря в 12—том часу ночи все жители дома и приезжие гости собирались в залах, ярко освещенных люстрами[32] и множеством восковых свечей. Ровно в полночь доносились издали звуки охотничьего рога. Главный егерь всех имений Михель входил из передней через ротонду, в парадную гостиную, трубя в этот рог, чем возвещал о наступлении нового года. Одновременно за ним, дворецкий и прислуга приносили на подносах шампанское и разливали всем. Затем следовали поздравления, пожелания и лобзания. Я помню, как подходили к ручке матушки, помню так же, как низко ей кланялись и какие реверансы (в наше время уже редкие) она делала.
Матушка ходила каждое воскресенье и по праздникам с детьми в село к обедне в большую тамошнюю церковь, в которой было несколько приделов: в нижнем этаже — два, по обе стороны входа, и один большой главный, в верхнем же этаже было тоже два.
Обедня большей частью совершалась внизу, в одном из двух приделов по правую сторону: там находился мраморный с саркофагом памятник моему отцу[33], возле которого мы обыкновенно с матушкою стояли.
Обедню служил постоянно отец Григорий, тот самый, который крестил брата Анатолия и меня (он же впоследствии крестил мою племянницу княгиню Chigi[34]). Он был человек весьма почтенный и долго жил; более 30—ти лет спустя, в 1858 году, он служил при отпевании моей матушки. Мы его все очень уважали и очень любили.
В главной части нижней церкви были по обе стороны трибуны, обитые красным сукном: для семейств гостей и обитателей дворца. В большие праздники огромная толпа, впереди — дворовые люди, а за ними — мужики в нарядных одеждах, наполняла церковь. Над входными дверьми было устроено вроде большого балкона, на котором стояли певчие; хор был очень хорош и составлен из музыкантов оркестра, деревенских мальчиков и швей.
В моей памяти остался мужик Петрушка, юродивый, ходивший в одной рубахе и портках без шапки, с всклокоченными волосами и бородой. Он во время обедни бродил по всей церкви, подходил к нам, господам, смотрел на нас, хохотал громко, издавал непонятные звуки и восклицания, но его никто не смел трогать. Я его немного боялся, но, однако ж, мало—помалу привык.
Матушка, имевшая на руках, кроме занятий по воспитанию своих семерых детей и по хозяйству дома, все дела по опеке над имениями, объезжала каждый год разные волости, что занимало немало времени. Она брала с собою поочередно некоторых из нас и я очень любил в этих поездках сидеть на козлах рядом с кучером. При наших объездах было много экипажей, фургонов с поварами, прислугой. Останавливались на ночь в больших селах, в господских домах, на квартирах управляющих, но приходилось помещаться и в самых скромных хатах.
Мы объезжали таким образом Ивановскую, Снагостскую, Крупецкую, Ковенскую и разные другие волости и даже ездили до Путивльского уезда, где были значительные имения.
Общества мужиков с хлебом—солью принимали матушку, окружали карету. Она с ними разговаривала, расспрашивала о нуждах и прочем, и почти повсеместно бывали раздачи по представляемым спискам — лошадей, коров, овец или леса на постройку изб и т. п.
Тогдашние мужики казались совершенно преданными своим господам и, будучи в безусловной от них в зависимости, говорили им откровенно обо всем, что их касалось.
Помню еще как мы не раз ездили и до Груновки, более 80—ти верст от Ивановского, проезжали через огромное село Юнаковку, Могрицу и переправлялись на пароме на ту сторону реки Псла. В Груновке был тогда маленький деревянный домик, и так как в нем не было для всех места, ставили палатки и даже в несколько дней воздвигали временные домики из битой глины (саман). Такой дом довольно большой, я помню, был выстроен в весьма короткое время для ожидаемых из Юнаковки князя и княгиню Голицыных, которые провели в нем 8 или 10 дней.
В эти поездки привозили из Ивановского и оркестр или часть его; и бывали пикники с музыкой в лесах и ярах. Лес тогда еще весь стоял и представлял вид величественный.
За домом, там, где теперь фруктовый сад, начинался уже высокоствольный огромный лес, от которого осталось еще по сие время несколько дубов—великанов. 7—й квартал, там, где дуб Шамбордон, Ишль, Яйрам и Фебрифуга, весь стоял нетронутым.
Леса были почти непроходимы и даже более 35—ти лет спустя существовали только две или три по разным направлениям битые дороги и то — для крестьянских повозок. Крестьянский скот пасся беспрепятственно по всему лесу. Волков в то время было много и я помню, что встречались часто лошади и коровы без хвостов и пораненные.
В глубине леса, в местах совершенно скрытых, были садки с фруктовыми деревьями, которыми пользовались мужики груновские, берилевские, сенновские. Там же было несколько пасек, оберегаемых большей частью стариками.
В одном из этих садков жил мужик 130—ти лет. Мы его с матушкой посещали. Он нас потчевал своими яблоками и много рассказывал. Помнил Петра Великого и жил при десяти императорах и императрицах. Он ложился каждый вечер в сколоченный им самим гроб, который был тут же у него в хате.
В одно из наших в Груновке пребываний случилось приключение со мною, наделавшее тогда много шума. Однажды вечером около заката солнца оказалось, что меня не было в усадьбе; все розыски были тщетны и узнавшая об этом матушка в страшном испуге разослала верховых по всем направлениям в лес, чтобы меня отыскать. Она особенно боялась волков, о которых жители Марьино не имели понятия, и присутствие коих в Груновских лесах не давало покоя многим из них.
Я в это время возвращался преспокойно домой с прогулки с доктором Coze, который меня брал с собою и мы ничего не знали о
