Нас не укротили - П. Карев
Полковой врач, видя изнуренных солдат, просил командира полка Дьяконова отменить занятия. Полковник отказал. Он ежедневно был пьян. Каждый вечер выходил из каюты, садился на балконе за стол, уставленный бутылками с пивом и вином, вызывал к себе первую роту, выстраивал ее и заставлял петь ему любимые песни и плясать под гармошку. Для командира полка песни и пляска представляли удовольствие, а для солдат эти песни были мучением. От этих песен первая рота недосыпала, а за каждую плохую пляску, плохо спетую песню утром подпрапорщик Кучеренко бил солдат, ставил под винтовку.
На одиннадцатый дань по выходе из Дайрена судно прибыло в Сингапур. К берегу пристали вечером, часов в шесть. Та часть берега, против которой остановился «Сантай», была заблаговременно огорожена передвижными деревянными щитами, кроме того были выставлены английские полисмены.
Начальство разрешило солдатам сойти лишь на oгopoженный участок берега. Если кто попытается удрать в город, то будет строго наказан. Английские полисмены были заменены своими солдатами, вооруженными берданами с громадными штыками.
Солдаты, сойдя с парохода, ходили по берегу, покачиваясь из стороны в сторону как пьяные. У всех была только одна мысль: как бы улизнуть в запрещенный город. Тем более, что спустя час после прибытия в Сингапур, все офицеры полка в сопровождении английских офицеров уехали на автомашинах в город. На судне остался только дежурный офицер по полку с дежурным подпрапорщиком. Более смелые солдаты начали изыскивать способы пробраться в город. Они собирались в группу и затевали мнимую ссору. Этой ссорой отвлекались караульные постов. Когда караульные уходили узнать, почему ссорятся, — в этот момент другая группа, стоявшая у оставленных постав, бросалась к проходу и таким образом удирала в город. Так повторялось несколько раз.
На другой день нам разрешили выйти в город.
Как только солдаты показались за стеной порта, к ним бросилась толпа менял с предложением обменять русские деньги на сингапурские доллары.
Солдаты не имели представления о том, каким образом, и на каких условиях производится обмен денег. Выменивали сингапурские доллары на предложенных менялами условиях: за каждый доллар платили полтора русских рубля, значительно дороже, чем надо было. С деньгами солдаты старались поскорей уйти в город. После мы узнали, что за доллар надо было бы платить не полтора рубля, а один рубль семнадцать копеек.
При отходе из Сингапура все были предупреждены, что сингапурские доллары в следующем порту приниматься не будут, а поэтому тем, у кого они остались, пришлось обменивать их на русские рубли. При повторном обмене менялы уплачивали за доллар не полтора рубля, а один рубль.
Целый день шла погрузка, брали уголь. Черные рабочие на коромыслах из бамбука в корзинах носили уголь на судно. Они были нагие, если не считать кушака, подвязанного у пояса, и широкой соломенной шляпы. Во время погрузки они и с углем и с пустыми корзинами не ходили, а бегали. Жара стояла невыносимая. Черный от угля пот катился с них градом. Более слабые рабочие под непосильным грузом падали на ходу. Английские наблюдатели, одетые в легкие белые костюмы и в белые широкополые шляпы, падающих рабочих подымали ударами бамбуковых палок по голым спинам.
К вечеру пароход отчалил от берега и под оркестр английских войск стал уходить в океан.
СНОВА ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА
Прошло несколько дней, наши предположения, что самовольные отлучки в город Сингапур пройдут безнаказанно, разлетелись в прах. Полковник Дьяконов неожиданно приказал выстроить полк на палубе для смотра. А до этого, было наказано нам побриться, подчиститься и подтянуться по всем правилам воинской дисциплины. В десять часов утра все сборы и приготовления были окончены и полк был выстроен по-ротно. Полковник со всеми командирами, офицерами штаба начал смотр с первого батальона. Обойдя полк, вся свита снова вернулась к первому батальону. После команды «смирно» адъютант начал читать приказ. В приказе говорилось, что такие-то унтер-офицеры разжаловаются в ефрейторы, в рядовые; некоторым, кроме перевода в рядовые, было назначено, двадцать, тридцать или сорок розог. За унтер-офицерами были вычитаны наказания для ефрейторов и рядовых. Наказанию подвергались человек сто сорок.
После прочтения приказа было быстро приготовлено все необходимое для проведения его в исполнение. Заработали ножницы, срезая с унтер-офицеров и ефрейторов нашивки на погонаж. На середине рот были выставлены ящики или бычьи кормушки, заменившие скамейки. У некоторых фельдфебелей и подпрапорщиков появились в руках npocмоленные веревки, заменявшие лозу. Начальство, видимо, упустило из вида и не захватило с берега необходимое количество прутьев. Когда у «виновных» нашивки были срезаны и все приготовлении к порке закончены, ротные командиры начали вызывать по спискам подлежащих наказанию и строить их в отдельную группу впереди рот и батальонов.
Через десять минут по всему судну раздались душу раздирающие крики. Пороли солдат почти в каждой роте. Потерявших сознание отливали морской водой из брандсбойта. Приведя в чувство, их били снова.
Во время этой кровавой расправы полковник Дьяконов сидел на балконе против офицерской столовой, откуда ему было видно все истязание. Окруженный офицерством, он смотрел на это жуткое зрелище и ехидно улыбался, а при каждом, особенно сильном крике избиваемого или ловком ударе палача, громко хохотал. Офицеры подражали ему.
Французские моряки судна, с капитаном во главе, с ужасом смотрели на эту необычайную картину. Они что-то ворчали себе под нос, хмуря брови. По их лицам было заметно, что они возмущены до глубины души и с трудом переносят, видя иссеченных, окровавленных русских солдат. После расправы всех нас избитых собрали в одно место и обмыли из брандсбойта морокой водой, которая только увеличила ваши боли.
Я и Макаров были разжалованы в рядовые.
Потом, как будто бы ничего и не случилось, продолжались строевые занятия, а вечером первая рота была вызвана к пьяному полковнику петь песни и плясать.
Ночью во всех углах судна слышались среди солдат шопоты. Все возмущались зверской расправой, думали, как отомстить офицерам, но мстить было невозможно. Весь полк был без оружия, а несколько имеющихся допотопных берданок выдавались только караулу по охране полкового знамени и кассы, да и те были без патронов.
Путь до острова Цейлона мы провели в тяжелом состоянии. Вслух почти не разговаривали, боялись шпионов и предателей, которые были предусмотрительно одеты в солдатское платье.
Не было слышно ни хохота, ни песен, ни
