Любовная лирика Мандельштама. Единство, эволюция, адресаты - Олег Андершанович Лекманов

Выразительным биографическим комментарием к стихотворению может послужить следующий фрагмент из воспоминаний поэта-гомосексуала Рюрика Ивнева:

…Георгий Иванов, в ту пору бравировавший своей дружбой с Осипом Мандельштамом, который, в свою очередь, «выставлял напоказ» свою дружбу с Георгием Ивановым. И тому и другому, очевидно, нравилось «вызывать толки». Они всюду показывались вместе. В этом было что-то смешное, вернее, смешным было их всегдашнее совместное появление в обществе и их манера подчеркивать то, что они – неразлучны. Георгий Иванов в присутствии самого Мандельштама часто читал в «Бродячей Собаке» и в других местах стихи о дружбе, где были такие строки:

А спутник мой со мною рядом

Лелеет безнадежный сон.

Не верит дням, не верит взглядам

И дружбою не утолен.

Но вскоре им, очевидно, надоела эта комедия. Осип Мандельштам «остепенился», а Георгий Иванов начал появляться с Георгием Адамовичем73.

Неудивительно, что в феврале 1923 года «остепенившийся» Мандельштам зачеркнул это стихотворение в своей книге «Tristia», составленной Михаилом Кузминым, и на полях сделал энергичную объяснительную приписку: «Ерунда!»74. В заметке «Армия поэтов», опубликованной через десять лет после написания стихотворения «От легкой жизни мы сошли с ума…», Мандельштам ретроспективно так оценил настроения, которые владели им самим и Ивановым в период создания стихотворения:

Лет десять назад, в эпоху снобизма «бродячих собак» <…> молодые люди, не спешившие выбрать профессию, ленивые чиновники привилегированных учреждений, маменькины сынки охотно рядились в поэтов со всеми аксессуарами этой профессии: табачным дымом, красным вином, поздними возвращениями, рассеянной жизнью75.

Остается еще раз констатировать, что стихотворение «От легкой жизни мы сошли с ума…» в итоге оказалось единственным образчиком любовной лирики Мандельштама, в котором мужчина выступил в роли адресата.

3

1913 годом датированы два стихотворения Мандельштама, представляющие собой словесные портреты юных женщин – «Американка» и «Мадригал» («Нет, не поднять волшебного фрегата…»). Как мы помним, портрет адресата был представлен и в раннем мандельштамовском стихотворении «Нежнее нежного…» (1909). Однако обратить внимание на принципиальную разницу в данном случае важнее, чем на сходство.

Стихотворение «Нежнее нежного…», как и большинство лирических стихотворений Мандельштама этого периода, содержало прямое обращение к героине, скорее всего мысленное. Лирический субъект, таким образом, с неизбежностью превращался в персонажа стихотворения, внимание читателя оказывалось направлено не только на адресата, но и на него. Портреты юных женщин в «Американке» и «Мадригале» объективированы: герой ни с какими репликами к героиням не обращается, поскольку он выведен в этих стихотворениях за скобки.

Очень скоро мы убедимся, что объективированное, часто чуть ироническое портретирование молодых женщин и выключение себя самого из любовного уравнения стали теми способами, с помощью которых Мандельштам-акмеист в 1913 году остранял эротические темы.

Собственно, в «Американке» эта тема возникает лишь подспудно. Героиня стихотворения увлечена не мужчиной, а малопонятными, но тем более привлекательными для нее европейскими культурными ценностями:

Американка в двадцать лет

Должна добраться до Египта,

Забыв «Титаника» совет,

Что спит на дне мрачнее крипта.

В Америке гудки поют,

И красных небоскребов трубы

Холодным тучам отдают

Свои прокопченные губы.

И в Лувре океана дочь

Стоит, прекрасная, как тополь;

Чтоб мрамор сахарный толочь,

Влезает белкой на Акрополь.

Не понимая ничего,

Читает «Фауста» в вагоне

И сожалеет, отчего

Людовик больше не на троне76.

Все же любовная тема как минимум трижды оставила след в стихотворении. Первый след – явный: как это уже бывало у Мандельштама, любовную сцену в «Американке» разыгрывают не люди, а предметы. Во второй строфе «прокопченные губы» небоскребов целуются с «холодными тучами».

Второй и третий следы – неотчетливые, их оставили те поэтические произведения, которые в стихотворении скрыто цитируются.

Сам образ молодой экзальтированной американки, увлеченной европейской культурой, у Мандельштама восходит к пьесе в стихах Николая Гумилева «Дон Жуан в Египте» 1911 года. В этой пьесе юная Американка (она так и обозначена в списке действующих лиц), уже добравшаяся до Египта, влюбляется в Дон Жуана, который привлекает ее, главным образом, как персонаж европейского культурного мифа, а формулируя точнее, как заглавный герой великой европейской оперы:

Американка

И мне так родственен ваш вид:

Я все бывала на Моца́рте

И любовалась на Мадрид

По старенькой учебной карте77.

А в третьей строфе мандельштамовской «Американки», вероятно, содержится отсылка к стихотворению самого поэта «Silentium». Ведь определение «океана дочь» (которая «стоит» «в Лувре», возможно, перед одной из двух самых известных скульптур этого музея) почти неизбежно заставляет читателя вспомнить о рождающейся из морских волн богине эротической любви Афродите.

Стихотворение «Американка» Мандельштам в 1916 году отдал для публикации в 9 номер журнала «Рудин», издававшегося Ларисой Рейснер и ее отцом Михаилом Рейснером78. Но этот номер журнала в итоге не вышел. В отличие от 7 номера «Рудина» за 1916 год, где появился загадочный мандельштамовский «Мадригал», необъявленным адресатом которого стала уже тогда признаваемая красавицей Лариса Рейснер:

Нет, не поднять волшебного фрегата:

Вся комната в табачной синеве —

И пред людьми русалка виновата,

Зеленоглазая, в морской траве!

Она курить, конечно, не умеет,

Горячим пеплом губы обожгла

И не заметила, что платье тлеет —

Зеленый шелк, и на полу зола…

Так моряки в прохладе изумрудной

Ни чубуков, ни трубок не нашли,

Ведь и дышать им научиться трудно

Сухим и горьким воздухом земли!79

«Мадригал» – первое стихотворение Мандельштама, посвященное женщине, чье имя нам точно известно. Более того, эпитет «зеленоглазая», использованный в стихотворении, – это весьма конкретная и яркая примета внешности Ларисы Рейснер. Ее «серо-зеленые огромные глаза» упоминаются, например, в мемуарах друга юности Рейснер Вадима Андреева80. Предельно конкретна и ситуация, описанная в стихотворении: неопытная курильщица случайно прожигает платье.

Тем не менее «Мадригал» не производит впечатления реалистического портрета, в первую очередь из‑за ключевой метафоры стихотворения. Зеленый цвет глаз героини, а также зеленый цвет ее платья спровоцировали Мандельштама уподобить героиню русалке и сгустить вокруг этого образа морской, «изумрудный» колорит. Красавица-русалка создает вокруг себя атмосферу морского дна, с покоящимся на этом