Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

Интересны отзывы о Платоне Лебедеве бывших сослуживцев. Они рассказывают о его требовательности, жесткости, бескомпромиссности, своеобразной манере общения. Деловые партнеры отмечают способность находить выход из кажущегося тупика; те, кто противостоял в конфликтных ситуациях, говорят о непоколебимой позиции и резких высказываниях в свой адрес. К примеру, в материалах второго уголовного дела есть показания свидетеля, рассказавшего о своем визите в офис к Лебедеву в качестве представителя банка-кредитора после дефолта 1998 года. Как следует из протокола и что подтвердил мне потом сам Лебедев, визитер настаивал на первоочередном удовлетворении его претензий к находящемуся в тяжелом финансовом положении банку «Менатеп», аргументируя тем, что представляемая им банковская организация-кредитор являлась «дочкой» Центрального банка РФ. Однако позиция Лебедева была непреклонной: готовящиеся предложения по реструктуризации задолженности «Менатепа» будут для всех кредиторов одинаковыми, никаких преимуществ ни для кого не предусмотрено. По итогам данной беседы свидетель рассказал следователю, что «встреча представляла собой конфликтную ситуацию и перепалку». По его словам, Лебедев вел себя высокомерно, говорил в развязной манере. Гостя также возмутило, что хозяин кабинета был, по его мнению, небрежно одет, а именно – в белый свитер.

Что еще отмечают едва ли не все бывшие коллеги Лебедева, так это его любовь к вербальным вариациям родного языка в той части, которая дипломатично именуется непарламентскими выражениями. Одни в указанной связи просто называют его отъявленным матерщинником, другие говорят об этом более витиевато. Так, экс-руководитель правового управления ОАО «НК “ЮКОС”» Дмитрий Гололобов поделился как-то по случаю в Интернете воспоминаниями о том, что совещания с участием Лебедева проходили в живой, интерактивной форме. При этом он констатировал, что сей «великий знаток и продвинутый пользователь живого великорусского языка» активно применял его для «сподвижения офисного планктона и подчиненных менеджеров на различные трудовые подвиги».

Авторству Лебедева принадлежит и запуск в серию среди своих коллег некоторой своеобразной русифицированной бизнес-терминологии. Так, аналоги известных в западной практике компаний специального назначения (special purpose entity, или SPE)[8] получили у него название «живопырок». «Термин “живопырка”» я впервые услышал от Лебедева, и впоследствии это так вошло в оборот, что этим термином стали пользоваться все» (из показаний на следствии сослуживца П. Лебедева). Для обозначения отдельных видов ценных бумаг им применялись «фантики» и «бантики».

И вот, по воле властей человек, признанный «ключевой фигурой» современной российской экономики, сподвижник Михаила Ходорковского, оказался в СИЗО ФСБ «Лефортово», где и произошло наше первое знакомство, продлившееся годы.

Что хотелось бы отметить в первую очередь? Безусловно, глубокие познания Платона Лебедева в области финансов, бухгалтерского учета, корпоративной практики, специфики нефтедобычи и особенностей рынка нефти и нефтепродуктов. Эти совокупные знания, с одной стороны, очень помогали защите разобраться в нагромождениях выдвинутых против Ходорковского и Лебедева обвинений, а с другой – были причиной бурных негодований последнего теми невежественными утверждениями, которыми активно оперировали следователи и прокуроры.

Кроме того, попав в столь неприятное положение, и Михаил Ходорковский, и Платон Лебедев были вынуждены углубить и без того ранее имевшуюся у каждого из них неплохую правовую подготовку и направить ее преимущественно в сторону правовых дисциплин криминального цикла. Обладающий великолепной памятью, Лебедев легко освоил лабиринты Уголовно-процессуального кодекса, нужные для дела нюансы уголовного права, и весьма легко оперировал разъяснениями Верховного суда РФ, Конституционного суда РФ и ЕСПЧ по тем проблемам, с которыми нам пришлось столкнуться. В результате порой наши обсуждения проектов процессуальных документов скорее походили на научно-теоретический семинар, где подзащитный имел очень весомые основания обращаться к своим доверенным лицам, говоря «коллеги».

Кстати, именно с одним из подобных диспутов, происходивших в кабинете СИЗО, связан случай, когда я был поражен феноменальной памятью Лебедева. Мы сочли, что к одному из ходатайств, планируемых к заявлению на следствии, необходимо приложить нормативный акт и при этом хоть как-то заверить правильность текста. Сошлись на том, что заверение сделает секретарь из моей адвокатской коллегии. И в следующий раз я принес на встречу в изолятор прошитый и скрепленный печатью документ, где на последней странице стояло: «копия верна» и подпись с расшифровкой женской фамилии. Мы обсудили проект ходатайства, Лебедев краем глаза взглянул на приложение и попросил пока немного повременить. А где-то через полтора-два месяца в разговоре, состоявшемся в том же СИЗО, он попросил в следующий раз прихватить с собой нормативный акт. «Какой?» – спросил я Лебедева. «Тот, – ответил он, – который заверен…», и абсолютно точно назвал фамилию секретаря. Изумлению моему не было предела.

Такую же, за редким исключением, точность он демонстрировал применительно к расположению документов в материалах дела, датам учреждения коммерческих организаций, цифровым показателям объемов нефти, размерам фигурировавших в уголовных делах денежных средств, не говоря уже о собственных записях, расположенных по одному ему ведомому принципу в многочисленных тетрадях. Уже совсем недавно, проглядывая принесенный ему проект документа, Лебедев усомнился в указанной там дате регистрации компании, фигурировавшей в материалах первого дела. Сверка показала, что действительно год записан неверно, в связи с чем были внесены исправления.

Так что я, поначалу в случае сомнений споривший с Лебедевым о местонахождении того или иного документа или нужной нам для работы цифры и попадавший порой впросак, потом просто взял за правило не торопиться с утверждениями и проверять первоисточник, дабы избежать ошибки.

Кстати, о стремлении избежать ошибок. Еще одной отличительной чертой Лебедева является исключительный педантизм. Правда, этот термин, на мой взгляд, не в полном объеме отражает существо данного феномена. Я не раз употреблял иное выражение – «крючкотвор в хорошем смысле слова». Суть заключается в том, что в любом тексте – будь то газетная статья, аналитическая записка или процессуальный документ – Лебедев умудряется усмотреть возможную или действительную двусмысленность, неточность, повод для упреков в некорректности изложения и поэтому требует устранения такого рода закавык и сам старается их избегать. Это в одних случаях касается устоявшихся бизнес-терминов, полноты названий иностранных и отечественных компаний, точности переводов документов, в других – сложных стилистических оборотов, изложения правовых конструкций своими словами, избранных цитат, округления цифровых показателей. Должен признать, что такой подход имеет право на существование, особенно при наличии уголовных дел, где порой в важных процессуальных документах обезличенно указывается, например, на «сотрудников ЮКОСа», хотя известно о существовании ОАО «НК “ЮКОС”», ЗАО «ЮКОС-PM», ООО «ЮКОС-Москва», ООО «ЮКОС Экспорт Трейд», ЗАО «ЮКОС-Инвест», ЗАО «ЮКОС-М», ООО «ЮКОС Восток Трейд». То же наблюдается и с названием «Менатеп» – банк «Менатеп», МФО «Менатеп», «Групп Менатеп» (Group Menatep Ltd.), «Менатеп С.А.» (Menatep S.A.) и т. д.