Писательская рота - Сергей Егорович Михеенков
— Раз Сталин остался в Москве, значит, и парад будет! — Зотов поднялся из-за стола, быстро-быстро запихнул куда-то помазок и безопасную бритву и, отодрав клочок бумаги с кровоточащих порезов, стал умываться. — Может, нас специально для парада и нарядили так… — говорил он, смывая со щёк серые разводы мыльной пены. — Ещё войдём в историю, ребята!»
Что ж, в историю все эти ребята вошли.
Никто из них, ехавших в том эшелоне, в том числе и командир огневого взвода лейтенант Артюхов, и не предполагает пока, что разгружаться их полку предстоит под Ленинградом.
В послесловии к трилогии «Прощаясь с героями» Сергей Крутилин писал:
«Думаю, что никто из нас, писателей, прошедших Великую Отечественную войну, ни о чём другом и не мечтает, как только о том, чтобы в своих произведениях воссоздать то неповторимое время, те героические события, свидетелями которых нам суждено было стать.
<…>
Тогда — в начале войны — не было лёгких участков фронта: победа доставалась нам дорогой ценой. Но наша 92-я стрелковая дивизия, в которой я служил артиллеристом, оказалась тогда в особо сложном положении.
Мы прибыли на фронт в тревожные дни октября 41 года. Прибыли под Тихвин, с падением которого вокруг Ленинграда замыкалось второе кольцо сухопутной блокады. Начались упорные, кровопролитные бои.
9 декабря штурмом наши войска освободили Тихвин. Немцы отступили за Волхов.
Преследуя фашистов, Вторая ударная армия, в состав которой входила и наша дивизия, в начале 42-го прорвала сильно укреплённую оборону немцев и двинулась вперёд, на Любань. Однако немцам удалось перекрыть коммуникации, связывающие нас с главными силами Волховского фронта. По сути это означало — окружение.
На долгие дни и месяцы мы оказались отрезанными от своих, оказались в глухих, непроходимых лесах и болотах, почти без продовольствия, без боеприпасов… В этих тяжелейших условиях нужно было не только выжить, выстоять, но и, отвлекая на себя крупные соединения фашистов, рвавшихся к Ленинграду, отражая их беспрерывные атаки, прорвать кольцо окружения и выйти к своим.
Наша группа — разрозненные остатки 92-й стрелковой дивизии — выходила из окружения в конце июля. “Выходила” — это, пожалуй, не то слово. Голодные, измотанные в боях люди бежали по лежнёвке — деревянному настилу, проложенному на болоте в узком, простреливаемом с двух сторон коридоре прорыва близ деревни Мясной Бор. Бежали, отстреливаясь, под бомбёжкой; бежали, неся на себе раненых и ослабевших от голода товарищей.
Память о пережитом все эти годы не давала мне покоя: я чувствовал себя в долгу перед павшими, словно виноват был в том, что остался жив… Думал: уж коль остался я жив, коль дано мне в руки перо, кому же, как не мне, рассказать о подвиге этих людей, рассказать о нашем политруке Николае Родине из Кургана, погибшем от ран в окружении, о добродушном увальне Саше Румянцеве, который так хотел и так спешил жить, и о многих, многих других фронтовых друзьях-товарищах?
<…>
Уже во время работы над “Окружением” я знал о подвиге члена Военного совета армии Ивана Васильевича Зуева. Я не был с ним знаком. Но я видел его в том ночном бою. Это он, Иван Васильевич Зуев, отменил ранее принятое решение выходить по узкоколейке — и повёл всех нас по лежнёвке. Это ему, раненому и тяжело больному, бойцы предложили снять с себя знаки различия — ромбы и спороть звёзды с рукавов гимнастёрки. Но Зуев ответил, что даже с мёртвого он не позволит снимать с себя комиссарские звёзды…
И с него не сняли их. И по этим знакам его опознали двадцать лет спустя. На том месте, где он погиб, теперь возвышается мраморный памятник-монумент».
Автор трилогии нигде, ни в повестях, ни в послесловии, не называет имени командующего 2-й ударной армией генерал-лейтенанта А. А. Власова. Авторское табу — не достоин. Член Военного совета армии комиссар И. В. Зуев выведен в романе под именем комиссара Чуева. Он — вожак. Он организует прорыв, первым бросается в поток бегущих по лежнёвке к спасительной горловине. Он руководит группой прорыва, которая подавляет немецкие огневые точки, препятствующие выходу измождённых людей, голодных, усталых, больных, раненых. Чем-то напоминает фадеевского Левинсона из романа «Разгром». С той лишь существенной разницей, что отряд Левинсона гибнет, но сам он спасается, а тут комиссар гибнет, но спасает большое количество людей, своих подчинённых.
Иван Васильевич Зуев родился в селе Ближне-Песочное Нижегородской губернии. Окончил Смоленское военно-политическое училище. В ноябре 1936 года отбыл в Испанию, воевал — комиссар танкового батальона. Награждён орденами Красной Звезды и Красного Знамени. По возвращении присвоено звание полкового комиссара. Продолжил службу в танковых войсках. В 1939 году присвоено звание бригадного комиссара. Военный комиссар 8-го стрелкового корпуса. В 1939–1940 годах принял участие в походе в Западную Украину и Бессарабию, а также в советско-финляндской войне. Весной 1941 года назначен членом Военного совета 11-й армии Прибалтийского военного округа. Затем — 4-й армии. С марта 1942 года — член Военного совета 2-й ударной армии. В конце июня 1942 года во время прорыва погиб в перестрелке с немецкими автоматчиками. По другой версии, отстреливался до последнего патрона и застрелился, не желая попасть в плен. По документам числился пропавшим без вести. Хотя из окружения вышли свидетели, участвовавшие в его похоронах. В 1965 году его могила была найдена, останки идентифицированы и торжественно преданы земле возле станции Бабино Ленинградской области. Комиссар И. В. Зуев посмертно награждён орденом Отечественной войны 1-й степени.
Что пережили бойцы и командиры в любанском «котле», описать невозможно. Вот фрагмент служебной записки начальника особого отдела НКВД Волховского фронта старшего майора госбезопасности 3-го ранга Мельникова в Наркомат внутренних дел: «…Зам. нач. политотдела 46 дивизии Зубов задержал бойца 57 стрелковой бригады Афиногенова, который вырезал из трупа убитого красноармейца кусок мяса для питания. Будучи задержан, Афиногенов по дороге в штаб умер от истощения…»
Окружённая армия сражалась, отвлекая на себя несколько немецких дивизий и тем самым, конечно же, помогала Ленинграду выстоять. Хотя цена этой помощи была слишком дорогой.
О роли командующего сказать всё же придётся. Всего несколько фраз. Из воспоминаний полковника в отставке, бывшего комиссара 59-й стрелковой бригады И. Х. Венца: «Где-то в середине июня в расположение бригады и 305-й сд в районе р. Глушица перебазировался КП 2-й УА. С этого времени и почти ежедневно встречался с И. В. Зуевым, находившимся постоянно в войсках. Власов в войсках не появлялся, а сидел сиднем в своей конуре. Не встал он в боевые порядки и тогда, когда все, от солдата до генерала, кроме прикрывавших фланги, в ночь с 23 на 24 июня пошли на прорыв».
Из донесения оперативного работника резерва особого отдела Волховского фронта капитана Горностаева, который в дни выхода из «котла» работал на пункте сосредоточения остатков 2-й ударной армии и беседовал с заместителем
