Юлия Аксельрод - Мой дед Лев Троцкий и его семья

Главные его силы в Париже еще в большей мере, чем в Берлине, посвящены были революции и литературному сотрудничеству со мной…

Лев писал так же, как делал все остальное, т. е. добросовестно: изучал, обдумывал, проверял. Тщеславие писательства было ему чуждо. Агитаторская декламация его не прельщала. В то же время каждая написанная им строка согрета живым огоньком, источником которого являлся его неподдельный революционный темперамент.

События личной и семейной жизни, в неразрывной связи с большими политическими событиями нашей эпохи, сформировали этот темперамент и закалили его. В 1905 году мать сидела в петербургской тюрьме в ожидании ребенка. Либеральное дуновение дало ей свободу осенью. Мальчик родился в феврале следующего года…

…Его ближайшие друзья писали нам три месяца тому назад, что он подвергается в Париже слишком непосредственной опасности, и настаивали на его переезде в Мексику. Лев отвечал: опасность несомненна, но Париж сейчас слишком важный боевой пост, и покидать его было бы преступлением. Оставалось только склониться перед этим доводом…

16-го февраля вечерние мексиканские газеты напечатали краткую телеграмму о смерти Льва Седова, в результате хирургической операции. Занятый спешной работой, я не видел этих газет. Диего Ривера самостоятельно проверил сообщение по радио и пришел ко мне со страшной вестью. Через час я сообщил Наталье о смерти сына, – в том же самом месяце, феврале, в котором 32 года тому назад Наталья сообщила мне в тюрьму о его рождении. Так закончился для нас день 16-го февраля, самый черный день в нашей личной жизни.

…Первое и естественное предположение: его отравили. Найти доступ к Льву, к его одежде, к его пище, для агентов Сталина не представляло большого труда. Способна ли судебная экспертиза, даже свободная от «дипломатических» соображений, прийти на этот счет к окончательному выводу? В связи с военной химией искусство отравления достигло ныне исключительного развития. Тайны этого искусства недоступны, правда, простым смертным. Но отравителям ГПУ доступно все. Вполне возможно допустить такой яд, который не поддается установлению после смерти даже при самом тщательном анализе. А где гарантии тщательности?

Прежде чем убить, они сделали все для того, чтоб оклеветать и очернить нашего сына в глазах современников и потомства. Каин Джугашвили и его помощники пытались изобразить Льва агентом фашизма, тайным сторонником капиталистической реставрации в СССР, организатором железнодорожных крушений и убийства рабочих. Тщетны усилия негодяев! Тонны термидорианской грязи отскакивают от этого молодого образа, не оставляя на нем пятна.

Лев был насквозь чистым, честным, прозрачным человеческим существом. Он мог на любом рабочем собрании рассказать свою жизнь, – увы, недолгую – день за днем, как я ее вкратце рассказываю здесь. Ему нечего было стыдиться или скрывать. Нравственное благородство составляло основную ткань его характера. Он непоколебимо служил делу угнетенных, потому что оставался верен самому себе. Из рук природы и истории он вышел человеком героического склада. Великие и грозные события, которые надвигаются на нас, будут нуждаться в таких людях. Если б Лев дожил до этих событий, он показал бы в них свою подлинную меру. Но он не дожил. Нет больше нашего Льва, мальчика, сына, героического борца!

Вместе с матерью его, которая была для него самым близким существом в мире, мы переживаем эти страшные часы, вспоминаем его образ, черту за чертой, не верим, что его больше нет, и плачем, потому что не верить нельзя. Как освоиться нам с той мыслью, что не существует более на земном шаре этой теплой человеческой точки, которая была связана с нами такими нерасторжимыми нитями общих воспоминаний, взаимного понимания, и нежной привязанности? Никто не знал и не знает нас так, как он знал, с нашими сильными и с нашими слабыми сторонами. Он был частью, молодой частью нас обоих. По сотням поводов наши мысли и чувства тянулись ежедневно к нему в Париж. Вместе с нашим мальчиком умерло все, что еще оставалось молодого в нас самих.

Прощай, Лев! Прощай, милый и несравненный друг! Мы не думали с матерью, не ждали, что судьба возложит на нас еще и эту страшную работу: писать твой некролог. Мы жили в твердой уверенности, что еще долго после нас ты будешь продолжателем нашего общего дела. Но мы не сумели охранить тебя. Прощай, Лев! Мы завещаем твою безупречную память молодому поколению рабочих всего мира. Ты будешь жить по праву в сердцах всех тех, кто работает, страдает и борется за более светлый мир. Революционная молодежь всех стран! Прими от нас образ нашего Льва, усынови его, он заслуживает того, – и пусть отныне он незримо участвует в твоих боях, если судьба отказала ему в счастье участвовать в твоей последней победе.

Л. Троцкий

20 февраля 1938 г. Койоакан

Письмо М. Зборовскому и Л. Эстрин

23 февр[аля] 1938 [г.]

Дорогие друзья!

Вы были (и остаетесь) друзьями Левика, следовательно, вы и наши друзья.

Совсем недавно вы выражали в письмах тревогу за его безопасность. Но никто тогда не думал, что удар придет с той стороны, с какой он пришел…

Последнее письмо от него было от 4 февр[аля]. Мы все еще ждем от него дальнейших писем. Последний № «Бюллетеня» кажется нам тоже письмом от него. Далекая звезда, когда потухнет, еще долго продолжает посылать свой свет… Но возможно, что больше писем не будет. Он должен был ждать нового парохода, но мог заболеть (и, вероятно, заболел) раньше. Мы все еще не знаем, когда он заболел и сколько времени болел, мы ничего не знаем, кроме того, что было в газетах. Мы ждем от вас подробного рассказа о всем, что произошло. Всякая деталь представит для нас большую ценность. Напишите, что можете…

…Надеемся, что посылаемая краткая биография его выйдет также по-немецки, по-французски и на других языках. Наш общий долг – увековечить образ Седова в памяти молодого поколения рабочих. Мы очень-очень надеемся на полное ваше содействие, дорогие друзья, и крепко обнимаем вас.

Ваши Наталия, Л. Троцкий

Письмо М. Зборовскому и Л. Эстрин

16 марта 1938 г.

Дорогие друзья,

Отвечаю на ваш № 21 от 4 марта. Во-первых, на полученные от вас письма Наталья Ивановна еще не способна ответить: она слишком подавлена и слаба. Она очень вам благодарна за все сообщения и подробности и напишет как только оправится.

Статью о Л. Седове вы, конечно, получили. Она предназначена была для «Бюллетеня» и для французского издания. Мы надеемся, что французский перевод будет очень тщательно и хорошо отредактирован с литературной стороны. Надо, чтобы книжка хоть до некоторой степени была достойна лица, которому она посвящена. Мы надеемся, что вы примете все необходимые меры.