Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
– Где была? – строго спросили братья.
– У Вероники. Боб – свидетель.
Была прощена. В общем, жилось мне у Потуловых вполне сносно. Горячей воды, правда, в квартире не было, как и ванной и даже душа, но душ был в аптеке, так что я особо не страдала. Спокойно относилось к тому, что своего угла у меня не было, а только спальное место. В квартире вечно толпился народ, часто случайный. Вскакивала в шесть утра; хлебнув чаю, неслась на работу к восьми часам. От Сокольников до больницы Кащенко путь неблизкий. После работы – студия, занятия или спектакли. Возвращалась вместе со Львом поздно.
Как я уже писала, к концу 1962 года атмосфера в студии изменилась. Не стало безоговорочного почитания Петра Михайловича Ершова и общего единения. Не предполагалась общая, как обычно, встреча Нового, 1963 года, и я решила уехать на Новый год в Ленинград. Там в это время в военно-медицинской академии находилась моя двоюродная сестра Галя Черанёва. Из Североморска её направили на операцию удаления селезёнки. Галка тогда была ещё школьницей. Я представила, как ей одиноко в Ленинграде: ни одного знакомого человека. Даже навестить некому. Собралась и поехала. Студийцы дали мне адрес студийной знакомой – чудесной девушки Гали Ромейко. Она познакомилась со студийцами летом 1958 года на отдыхе в Судаке. Была совершенно ими очарована, особенно Петром Михайловичем, который покорял и покорил её чтением стихов. Галя Ромейко, весёлая, остроумная, была яркой натуральной блондинкой с потрясающей фигурой и сногсшибательными нарядами, которые сама шила и которыми убивала наповал местное население. Вернувшись из Судака, она бросила лесотехнический институт, в котором училась, поступила в театральный институт, то ли на режиссёрский, то ли на театроведческий факультет.
Бывая в Москве, всегда приходила в студию. Гале Ромейко я и свалилась на голову утром 31 декабря 1962 года. Галя жила на Сенной площади, где у неё с родителями было три комнаты. В дороге я сильно простудилась, приехала вся в соплях и кашле. Галя с мамой стали усиленно меня лечить, отпаивать чаем с малиной.
– Галя, я к тебе на одну ночь, пересплю, завтра навещу сестру и уеду.
– Никаких «пересплю»! Пойдешь со мной в гости. Жаль, что ты раньше не написала и не позвонила. Пошли бы с тобой в нормальную компанию. А сейчас знакомый тащит меня в компанию питерских поэтов. Я их плохо знаю. Долго сопротивлялась, но уже договорились.
Пришёл Галин знакомый – симпатичный молодой человек, психолог, смотревший на Галю обожающими глазами. Мне было любопытно побывать в компании поэтов. Ожидала, что будет интересно, весело. Галя моего энтузиазма не разделяла. Приехали в гости. Компания молодых ребят и девиц, которые суетились над тазом салата. Тихо спрашиваю Галю:
– Неужели они все поэты?
– Все. Девицы тоже. А вон того они вообще гением считают.
Она кивнула в сторону рыжеватого парня с кудрявой шевелюрой, молча подпиравшего стенку.
– Его скоро судить будут.
– За что?!
– За тунеядство.
– ?!?!?!
Стол успели накрыть за пять минут до наступления Нового года. В тесной комнатке еле-еле вплотную разместились вокруг стола. Быстро-быстро проводили коньяком старый год и тут же встретили шампанским Новый год. И все мигом захмелели! Руки поэтов пошли гулять по телам поэтесс. Те радостно взвизгивали. Чувствовалось, у них определившиеся отношения. Поэты потянулись и к нашим с Галей телам, что нам, в отличие от поэтесс, не понравилось.
– Уходим, – тихо, сквозь зубы сказала Галя. Прошло не больше получаса нового года, когда наша троица выкатилась оттуда – думаю, к радости оставшейся компании, в которую мы явно не вписались.
Сели в автобус, сильно навеселе. Галка, не стесняясь в выражениях, громко ругала своего поклонника за испорченный Новый год. В ответ он только виновато пьяненько улыбался. Видимо, чтобы реабилитировать себя, повёз нас в другую компанию. Это была семья рафинированных интеллигентов. С традициями. Миловидная, строго одетая жена в элегантном, облегающем её хорошую фигуру чёрном платье, муж в костюме. Видимо, потомки царских морских офицеров, чьи портреты дореволюционной поры в овальных рамах висели на стенах. Об этом говорила и флотская атрибутика: кортики на стенах, старые фотографии кораблей и другие вещи. На столе белая крахмальная скатерть, серебряные столовые приборы, без излишеств достойная закуска. Тихий разговор. Всё невероятно чинно. Наш поводырь не выдержал количества алкоголя, принятого на грудь в предыдущей и новой компаниях. После первой же рюмки он свалился, и хозяева уложили его на сундучке в прихожей. Там его, свернувшегося калачиком в своём элегантном сером костюме, мы и оставили, уходя с Галкой. Возвращались домой пешком. Шли через широченный мост. Был мороз градусов двадцать пять, дул сильный пронизывающий ветер. Удивительно, что приключения ночи и ледяной ветер выветрили из меня остатки простуды. Утром после нескольких часов сна я встала совершенно выздоровевшей. Поехала навещать сестру на трамвае, который был просто ледяным. Задубела, пока доехала до военно-медицинской академии. Сестра моему неожиданному приезду, конечно, обрадовалась. Она была молодцом, никаких признаков уныния, хотя компания в палате не располагала к весёлости: рядом лежали безнадёжные онкологические больные. Операция у сестры прошла благополучно.
Вечером 1 января я уехала в Москву, а утром 2 января уже была на работе. Праздники тогда были короткими, но в тот раз они мне показались длинными-длинными.
У Потуловых я прожила почти год, жила бы и дольше, но моё присутствие откровенно не устраивало отца ребят. Он привёл милиционера и, указав на моё спальное место, сказал:
– Здесь живёт проститутка!
Меня в тот момент в квартире не было, но мне передали распоряжение милиционера освободить жилплощадь, иначе штраф за проживание не по месту прописки. Я безмерно благодарна Тамаре Николаевне, Льву и Алику за приют и доброе отношение. Тамара Николаевна, беспокоясь обо мне, нашла для меня угол у старушки в доме напротив.
Моё место у Потуловых пустовало недолго. Незадолго до распада студии в неё пришла молоденькая девушка, вроде бы поступать. Невысокого роста, худенькая, невзрачная, но очень общительная, прямо-таки душа нараспашку. Прочитала какой-то прозаический отрывок. В общем, неплохо прочитала, естественно. О себе рассказала, что она полька по национальности, родители погибли то ли в авто-, то ли в авиакатастрофе, точно не помню. Жила, кажется, с бабушкой, с которой отношения не складывались. То ли она работала на «Мосфильме», то ли училась какое-то время во ВГИКе. Всем студийцам, включая Петра Михайловича, она
