Игорь Князький - Нерон

Уходя из жизни, Сенека, конечно, думал об истории. И наверняка при этом не мог не обратиться к судьбе Сократа. Подобно этому великому мыслителю, чью жизнь прервала смертным приговором верховная власть, Сенека до последнего вздоха не просто являл величие духа, но и оставался философом. Сократ, уже принявший цикуту — этот же яд потребовал себе Сенека, — продолжал вести со своими учениками философскую беседу и даже вступил в горячий спор, заставив волноваться палача-тюремщика, испугавшегося, что яд может должным образом не подействовать, если принявший его так взволнован. Сенека много диктовал писцам в свои последние мгновения, и его предсмертные мысли были опубликованы… Уход Сенеки из жизни был достоин величественной смерти Сократа.

Заговор, вошедший в историю как заговор Пизона, был полностью раскрыт. Казнив принуждением к смерти или же отсечением головы наиболее видных заговорщиков и избавившись заодно от Сенеки, чья вина вовсе не была доказана, и от Вестина, к заговору вообще не причастного, Нерон счел за благо продемонстрировать великодушие. Так, были помилованы Антоний Натал и Церварий Прокул, более других усердствовавшие в разоблачении своих недавних друзей и единомышленников. Удовлетворившись смертью Лукана, Нерон избавил от наказания его мать, на которую сам злосчастный поэт и указал как на заговорщицу. Наверняка не без ведома Нерона удалось избежать смерти брату Сенеки Юнию Галлиону. В сенате на него, и без того перепуганного судьбою брата, обрушился с обвинениями некто Салиен Клемент, называя врагом и убийцей. Но эти нападки, чреватые самыми печальными последствиями, были единодушно пресечены сенаторами. Смелость отцов отечества, так отважно вступившихся за Галл иона, можно объяснить достаточно просто: как и в случае с Паулиной, Нерон не видел смысла в расправе над близкими Сенеки. А здесь можно было и «бросить кость» сенату. Сенат, коему всемилостиво было позволено проявить милосердие, тут же пропел хвалу Нерону: Клемента обвинили в том, что он, взывая к новым карам, всего лишь пользуется общественным бедствием для сведения личных счетов, а само дело о заговоре уже исчерпано благодаря великодушию императора и предано забвению.

Поскольку в народе ходило множество слухов, что Нерон просто расправился с неугодными ему людьми под предлогом заговора, а никакого заговора на самом деле не было, цезарю пришлось обставить окончание дела самым серьезным образом, дабы ни у кого не осталось сомнений в его совершенной подлинности. Был созван сенат, и Нерон выступил на заседании со специальной речью. Интересно, кто эту речь составлял? Сенеки ведь уже не было в живых. Издан был указ, к которому прилагались полные записи показаний доносителей и признания обвиняемых. Всего в качестве заговорщиков указывался пятьдесят один человек. Среди них должно выделить девятнадцать сенаторов, семь патрициев и одиннадцать государственных чиновников. Четыре женщины участвовали в заговоре. Не все были наказаны смертью. Тринадцать человек отделались изгнанием, четверо — отстранены от должности трибуна. Нашлись даже люди, не принявшие помилования. Гавий Сильван, не решившийся лично передать Сенеке повеление Нерона покончить жизнь самоубийством, был изобличен как заговорщик, но вскоре помилован. Но суд собственной совести оказался для доблестного трибуна выше суда принцепса — он сам поразил себя мечом.

Особо Нерон отметил разоблачителей заговора. Либертин Милих, явившийся к Нерону с кинжалом Сцевина, мало того, что был «отягощен» наградами, но и удостоился прозвания Спаситель. Титуловать по-новому Милиха должно было по-гречески, и потому именовался он теперь Милих Сотер. Когда-то титул Сотер — спаситель — был присвоен знаменитому полководцу Александра Македонского, впоследствии грозному царю эллинистического Египта Птолемею I. Нерон не мог не знать этого, и тем не менее одарил Милиха столь же высоким званием.

В массе римлян должны были поразить триумфальные отличия, присвоенные трем, очевидно, самым рьяным борцам с крамолой. Как будто они разгромили в сражениях целые армии грозных врагов римской империи. Тигеллин, Петроний Турпилиан и Кокцей Нерва удостоились триумфальных статуй на Форуме. Для Тигеллина и Нервы Нерон счел такие награды недостаточными, и их изваяния появились и в императорском дворце на Палатине. Консульские отличия Нерон, к изумлению многих, пожаловал чистой воды проходимцу Нимфидию, сыну проститутки. Тот, правда, уверял, что отцом его был не кто иной, как Гай Юлий Цезарь Калигула. Именно Нимфидий и занял освободившийся пост одного их префектов претория после гибели Фения Руфа. Об этом назначении Нерону еще придется очень пожалеть, но исправить ошибку уже будет невозможно… Дабы не допустить какого-либо недовольства среди воинов-преторианцев, им раздали по две тысячи сестерциев каждому, а сверх того освободили от оплаты хлеба — ранее они платили за него по казенной цене.

Состоялись, разумеется, многочисленные благодарственные молебства богам. Особую благодарность возносили богу Солу, древнему римскому божеству солнца, брату Луны и Авроры, который был в позднейшую эпоху отождествлен с особо любезным Нерону Аполлоном. Возникли холуйские предложения переименовать месяц апрель, когда был изобличен заговор, в месяц Нероний. Действительно, чем Нерон хуже божественного Юлия или божественного Августа, увековечивших свои имена в названиях месяцев июля и августа? Но всех превзошел сенатор, избранный на следующий 66 год консулом, Аниций Цериах, предложивший воздвигнуть храм божественному Нерону… Такому возвышению над людьми Нерон решительно воспротивился. Восторженный сенатор в пылком своем стремлении более всех угодить цезарю позабыл, что согласно уже установившейся римской традиции принцепс удостаивается божеских почестей лишь после смерти. Именно так стали божественными предшественники Нерона Юлий Цезарь, Август, Клавдий. Храм божественному Нерону можно было строить только после смерти правящего принцепса, а тот вовсе не хотел умирать, и саму идею возведения его опасливо воспринимал как зловещее предзнаменование возможной скорой смерти.

Протоколы римского сената сохранили эту нелепую историю, когда Нерон едва ли не удостоился почестей, подобающих исключительно покойнику.

События апреля 65 года оказали немалое воздействие на Нерона. Если ранее он опасался тех, кто мог претендовать на высшую власть в империи согласно своему происхождению, то теперь круг опасных людей для него резко расширился. Находить людей, происходящих из рода Юлиев-Клавдиев и потому могущих претендовать на звание принцепса, было нетрудно. Они все были на виду. Поначалу Нерон их, как мы помним, ссылал подальше от столицы, а после обретения независимости не только от матери, но, главное, от наставников в лице Бурра и Сенеки, приказывал уже лишать жизни. Но таких было немного. Другое дело заговорщики. Заговор Пизона отлично показал это. В нем оказались соучастниками представители всех слоев, от сенаторов до вольноотпущенницы. Потому теперь бояться надо было многих и многих. Не зря Нерон проникался страхом и постоянно увеличивал охрану во время допросов заговорщиков, когда на него просто сыпались целые гроздья имен. Теперь Нерону стало очевидным: если он хочет сохранить власть, ему надо уничтожить тех, кто может стать заговорщиком, а в таковые могут пойти прежде всего те, кто так или иначе испытывает к нему неприязнь.