Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

А тем временем она была более или менее свободна. Время истекало; как гражданка России, она могла оставаться в Эстонии только три месяца. Сначала, пока суд раздумывал, ее родственники Бенкендорфы не позволяли ей приближаться к детям. У них были свои подозрения в отношении ее. Почему она не уехала из России с детьми в 1918 г.? Почему не вывезла свою мать через Финляндию в следующем году? Почему приезжала в Эстонию и не жила в одном доме с мужем и детьми? И какой именно характер носят ее отношения с большевиками? Бенкендорфы, как и вся их прибалтийская родня, были почти религиозно преданы старому имперскому режиму и «считали коммунистический режим, убивший царя, преступным заговором»[517].

Из смеси правды, умолчаний и лжи Мура сочинила свою историю. Ей пришлось остаться в России, чтобы ухаживать за больной, немощной матерью; она правдиво рассказала им, что большевики постоянно отказывали ее матери в разрешении на выезд, и существовало сто одно препятствие при получении шведской и английской виз. Все это было правдой. Но она решительно отвергла какие-либо отношения с Советским государством или его шпионами и помалкивала о своих отношениях с Локартом. Если Бенкендорфы и считали подозрительным, что Иван был убит в то время, когда Мура хотела получить развод и приехала для этого в Эстонию, то не озвучили эти подозрения.

В конечном счете ее неохотно приняли в клан Бенкендорфов. Она могла навестить своих детей. Мура выехала из Таллина и совершила короткую поездку в Йендель[518]. По крайней мере один человек в Йенделе с нетерпением ждал возвращения Муры. Мики, которая любила ее, как дочь, волновалась все больше по мере того, как шли дни, и ее волнение передалось детям.

Мура приехала ночью. По дороге от станции, по знакомой, прямой как стрела подъездной аллее она проехала мимо усадебной фермы и особняка. Ни то ни другое больше не принадлежало семье. Наряду с другими земельными владениями в Эстонии Йендель перешел к государству и стал теперь сельскохозяйственным колледжем. Семье была оставлена маленькая ферма и причудливое небольшое жилье на берегу озера Каллиярв.

После того как Мура приехала и встретилась с Мики, она легла спать – на своей собственной мягкой постели в своей собственной комнате в тихом, уединенном сельском домике. После той жизни, которую она вела на протяжении последних нескольких лет, это был ответ на молитву. Ей не захочется вставать с постели. С годами постель всегда будет дорога Муре как центр ее мира.

На следующее утро Мики привела детей повидаться с матерью. Они все были полны ожидания встречи, зараженные воодушевлением Мики, и любопытства – какая же она, эта незнакомая им мама. Только Кира была достаточно большой, чтобы хорошо помнить ее. Павлу было четыре года, когда он видел ее в последний раз. У Тани, которой теперь было шесть лет, ощущение было такое, будто она встречается со своей мамой в первый раз[519].

Детей привели в комнату Муры, где они увидели ее сидящей в постели. Таня вообще не узнала ее. Она не испытывала никаких чувств к этой совершенно незнакомой женщине. Потом она будет вспоминать, что мать «была крупнее, чем я ожидала», и она чувствовала небольшое разочарование оттого, что «эта довольно здоровая на вид женщина не соответствовала представлениям о голоде и лишениях, о которых нам рассказывали»[520]. Мики рассказывала им, что в московской тюрьме у Муры завелись вши, но Таня не видела никаких следов вшей на ее коже. Детям не было разрешено задавать вопросы, почему она оказалась в тюрьме; это «все закончилось и теперь в прошлом».

Это не была радостная встреча после долгой разлуки – все чувствовали себя неловко и были смущены. Мики кудахтала, суетилась вокруг Муры и выставила детей из комнаты, как только они хорошенько рассмотрели свою мать. Им было сказано, что их мать пережила серьезные испытания и истощена физически и эмоционально.

Мура редко вставала с постели на протяжении той первой недели в Каллиярве. Любого, кого она хотела видеть, приводили к ней в комнату. Никто в доме, в том числе члены расширившейся семьи, не говорили о прошлом Муры в присутствии детей, но Таня услышала достаточно обрывков разговоров и шепотков, из которых ее мать представала загадочной и безнравственной. Маленькая девочка была зачарована и озадачена.

Вскоре после приезда Муры семья в полном составе пошла в церковь в один из больших русских православных праздников после Пасхи – то ли Вознесение, то ли Троицын день. Мура пошла вместе со всеми. Когда Таня пошла к причастию, она заметила, что ее мать осталась позади всех в задней части церкви. По разумению девочки, только те люди, у которых на совести самые тяжкие грехи, в которых нельзя осмелиться признаться на исповеди, могут отказываться от этого таинства, и она подумала, уж не совершила ли Мура убийство или грабеж.

Совесть вполне могла мучить Муру. Она серьезно относилась к религии – по крайней мере, к своей личной вере в Бога много раз обращалась за последние годы, проходя через суровые испытания и кризисы. И все же она грешила пренебрежением, граничившим с бравадой. Может быть, ее вера получила удар; она упорно молилась о том, чтобы у нее с Локартом все было хорошо, и не получила в ответ ничего, кроме душевной раны. И все же это не обязательно должно было помешать ей неискренне отнестись к получению причастия. То, что она отказалась от него, вероятно, было продиктовано душевным состоянием и совестью.

Когда Таня оглянулась на мать и подумала, какое преступление та, возможно, совершила, она почувствовала первый прилив любви. «Я почувствовала стремление во что бы то ни стало защищать ее», – вспоминала она. Вернувшись от алтаря, она встала рядом с матерью и погладила ее шубу, «чтобы уверить ее, что я на ее стороне». Девочка была вознаграждена улыбкой[521].

После отдыха в Каллиярве Мура стала проводить время в Таллине. Что у нее было на уме, Таня не знала ни тогда, ни позже. Ей было известно только то, что ее мать поселили в квартире, владельцами которой были друзья семьи – барон и баронесса Бенгт Штакельберг. Всю неделю Мура проводила там и возвращалась в Каллиярв только на субботу и воскресенье. Она связалась с другими членами передовой группы Горького в Берлине, сообщив о своем аресте эстонскими властями. По просьбе Горького из Берлина ей перевели телеграфом некую сумму денег[522]. Очевидно, это были деньги министерства торговли, и отправителем их была Мария Андреева. В последующие годы Тане ни разу не пришло в голову удивиться, почему Мура проводит рабочие дни в Таллине, а уик-энды в Йенделе. Если ее дела там были связаны с делами Марии Андреевой в Берлине, то она занимала хорошую должность.