Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

Накануне отъезда Мура получила весточку, которая почти повергла ее в шок. От кого она пришла, неизвестно, но это была весть о Локарте – первая за два года. Она с волнением и нетерпением предвкушала свободу общения, которой сможет воспользоваться за границей, и планировала, как будет засыпать своего любимого телеграммами и письмами, едва окажется в Эстонии. Но в тот последний день в России до нее дошла весть о том, что заветное желание Локарта исполнилось без нее: жена родила ему сына.

Все надежды Муры разлетелись на мелкие кусочки; пройдет месяц, прежде чем она достаточно овладеет собой, чтобы написать ему:

Незачем спрашивать тебя почему, как и когда, верно? Конечно, это глупое письмо вообще не имеет смысла – во мне лишь болит что-то так сильно, что я должна прокричать это тебе.

Твой сын? Чудесный мальчик? Знаешь, когда я пишу эти слова, мне кажется, что я не смогу жить с этой мыслью. Я стыжусь своих слез – я думала, что уже разучилась плакать. Но, знаешь, ведь был «малыш Питер»[510].

У Бернса есть стихотворение «Красная, красная роза», которым Мура и Локарт однажды прониклись и которым клялись, когда расставались в Москве:

…Моря осушатся скорей,Сотрутся гребни гор,Но нет конца любви моейВсему наперекор!

Теперь прощаемся с тобой,Но помни лишь одно:Хоть обойду весь шар земной —Вернусь я все равно!

«Гребни гор для меня не стерлись, – писала она, – и никогда не сотрутся».

Локарт ушел от нее – он разорвал их узы и разбил ее сердце. «Но если мы встретимся снова, – спрашивала она, – в этом маленьком и довольно гадком мире, как мне реагировать?»

Наверное, было символичным, что завершение «российского» периода ее жизни совпало с тем, что захлопнулась дверь за любовью Локарта, которая родилась и закалилась в России, и в России же некие силы растащили их в разные стороны. И все же она никогда, пока «текут пески жизни», не сможет перестать ждать его.

Глава 16. Баронесса Будберг. 1921–1923 гг.

Май 1921 г., Эстония

Нарвский поезд, выпуская клубы пара, вкатился на Балтийский вокзал Ревеля. Или Таллина, как теперь должна была научиться называть его Мура. Проявляя чувство национального самосознания, эстонцы отказались от старого финско-германского названия и вернули городу традиционное эстонское. Поезд проезжал мимо крошечных станций Йендель и Аэгвийду мучительно близко к дому, но Мура не сошла с него. И хотя она тосковала по детям, с которыми не виделась три года, еще не пришло время для ее воссоединения с ними. Она уже не управляла своими желаниями. Было дело, которым нужно было заниматься.

И все же это было более легкое путешествие, чем любая из ее предыдущих поездок в эту страну – чем поездка из Гельсингфорса или долгий путь пешком через пограничную зону под конвоем немецких солдат. На этот раз у нее было все – паспорт, въездная виза в Эстонию, разрешение покинуть Россию и полуофициальная работа, которую нужно было выполнить.

Мура сошла с поезда и позвала носильщика, чтобы тот нес ее единственный обшарпанный чемодан, в котором были все ее пожитки – фетровая шляпа, выношенная шуба, старомодные тапочки и несколько случайных вещей. Выходя из здания вокзала, она оглядела площадь, ища извозчика. Прежде чем она успела поднять руку, по обе стороны от нее появились двое мужчин в форме. «Вы арестованы», – сказал один из них по-русски. Они крепко взяли ее за руки и втолкнули в экипаж. Один сел рядом с ней, а другой взобрался на козлы и хлестнул лошадь[511].

Это превращалось почти в образ жизни для Муры. Она не стала паниковать или ругать полицию, а спокойно сказала: «Все в порядке».

«Что в порядке?»

Мура перечислила свой паспорт, визу, разрешения и пропуска – все официальные документы, которые оправдывали ее присутствие в Эстонии.

Это не произвело на офицера никакого впечатления. «Вы нарушили закон. Вы под арестом. Сидите тихо».

Муру поместили в камеру и оставили на несколько часов. Ее накормили, что несколько подбодрило. Еда – жирный суп с мясом и белым хлебом – была лучше, чем все, что она ела в Петрограде за очень долгое время.

Допрос – когда он начался – не был неожиданностью и большим испытанием для женщины, которая дважды видела изнутри тюрьмы ЧК. Она услышала об аресте чиновника, который помог ей перейти границу в 1918 г., и о досье, которое было ему предъявлено, раскрывавшее ее мнимую шпионскую работу. Теперь она сама увидела досье, которое было на нее у эстонцев. Было известно, что она является лицом, приближенным к Горькому; раньше она была любовницей и агентом Якова Петерса[512]. Безо всяких сомнений, она агент большевиков и приехала в Эстонию с этой целью шпионажа.

Мура знала, что у них не могло быть неоспоримых доказательств ни по одному пункту. Но то, что они сказали ей далее, глубоко потрясло ее. Весть о приезде Муры ее опередила. Брат и сестра ее умершего мужа Ивана фон Бенкендорфа обратились к властям с прошением депортировать Муру назад в Россию и не дать ей увидеться с детьми. Они считали ее большевистской шпионкой и даже подозревали в соучастии в убийстве Ивана. Некоторые другие родственники по фамилии Бенкендорф и Шиллинг присоединили свои голоса к этим требованиям.

Мура немедленно попросила адвоката. Полицейские дали ей список имен, из которых она могла выбирать. Мура изучала его с упавшим сердцем; некоторые имена были русскими – вероятно, это были старые адвокаты времен царизма, которые будут предвзято относиться к любому человеку, связанному с Советами. Другие имена принадлежали выходцам из тевтонских семей, которые правили в Прибалтике со Средних веков. Все они будут против нее; действительно, многие люди в списке были родственниками Бенкендорфов.

Было еще два имени, оба еврейские. Мура была заражена бытовым антисемитизмом, который был распространен повсеместно в ее мире. Подобно большинству представителей своего класса, она относилась к евреям с саркастической толерантностью, как и к крестьянам[513], и сейчас уныло выбрала имя. Ее адвокат, как оказалось, был хорошим профессионалом, и к тому же славным человеком, который сочувствовал ее положению.

Полицейские освободили ее, очевидно ввиду отсутствия доказательств. Они довольствовались тем, что по обычаю ее передали в суд прибалтийских баронов – Ehrengericht[514] или так называемый Gemeinnutz Verband[515]. Несмотря на независимость страны, высший класс в Эстонии был по-прежнему представлен немцами, и, несмотря на социалистические реформы и перераспределение земли, которое происходило с 1918 г., знать по-прежнему имела влияние. Суд был созван под председательством графа Игнатьева – избранного главы балтийской знати[516]. Его цель была определить ее связи – если таковые имелись – с советской властью. С помощью адвоката Мура начала выступать на суде. Процесс затянулся на месяцы.