Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов
Один из исследователей, специально изучавший этот сюжет по английским документам, с полным основанием заключал: «Английские купцы распространяли в Москве и Лондоне слухи о готовности Грозного жениться на Елизавете. Документальных подтверждений этих слухов не существует. Есть нечто сходное, но все же не свидетельство матримониальных намерений. Грозный дважды давал понять Елизавете, что не исключает возможности прибытия в Англию, а Елизавета дважды гарантировала дорогому брату достойный прием, безопасность и свободный отъезд в любую страну по его выбору»[457].
Иоанн Грозный был, если использовать современную терминологию, «политическим игроком» большого масштаба. В политике для него не было заповедных «табу», и если обстоятельства вынуждали, он умел использовать политические инструменты самые необычные. Иногда они срабатывали, как например в случае с папой Григорием XIII, иногда нет. Но всегда и во всем интересы державы, Руси, были первейшими и особо значимыми, потому что это были и его личные интересы. Он хотел «дружить» с Англией, хотел «дружить» с «дорогой сестрой Елизаветой», потому что эта дружба приносила пользу. Англия не раз помогала России в годы Ливонской войны; английские поставки были чрезвычайно востребованными.
Когда же Царь чувствовал, что иностранная корысть доминирует над собственной выгодой, а Англия не собирается вступать в союз с Московией, то мог в одночасье запретить английские купеческие «фактории» и изгнать англичан из России. Сразу же и все разговоры об «английском браке» прекращались. В 1570 году он сделал «выговор» Королеве за поведение ее подданных. «Английские гости начали многие лукавства делати над нашими гостями (купцами. – А.Б.) и товары свои начали дорого продавать, чего они не стоят». Ему нужны не заверения в дружбе, а дела, но из Англии он получал одни пустые слова.
Послы Королевы ведут себя «уродственным образом». Посла Рандольфа он ждал в Вологде, а тот государственные «дела положил в безделье», занимаясь только своим «прибытком». Англичане вообразили, что на Руси в них очень нуждаются, но «Московское государство покамест без аглицких товаров не скудно было». Чтоб поставить на место англичан, Царь высказал свою волю: «Все наши грамоты, которые есмя давали о торговых делах, по сей день не в грамоты»[458]. Это «английское фиаско» случилось в 1570 году.
В Англии чрезвычайно обеспокоились: потеря такого выгодного рынка сулила убытки. «Сестра Лизавета» и ее агенты-купцы должны были добиться расположения Московского владыки. С целью «восстановления дружбы» в Россию и прибыл Джером Горсей, и тут же слухи о браке Царя на Королеве опять пошли в обращение…
Глава 8. Карающий меч Царя
Духовный облик Иоанна Грозного неизбежно поднимает огромную нравственную проблему, несколько веков волновавшую богословскую мысль в Константинополе, а затем по наследству перешедшую и на Русь – желанное благочестие Царя. Существовала строгая формула, обозначающая признаки совершенной нравственной конструкции верховной власти, которую среди русских богословов раньше всех сформулировал Иосиф Волоцкий. Однако его идеал Царя – только теоретическое построение. Как заключил Владыка Санкт-Петербургский Иоанн (Снычев), специально рассматривавший тему о Христапреданности Первого Царя, «поведение его всегда и во всем определялось глубоким и искренним благочестием, полнотой христианского мироощущения и твердой верой в свое царское «тягло» как Богом данное служение. Даже в гневе Иоанн пребывал христианином»[459].
Благочестие Иоанна Васильевича, его «подлинность» или «мнимость» – давняя тема светских обсуждений, рассуждений и обличений. Так, крупнейший русский культурфилософ Ф.А. Степун (1884–1965) заключал: «Весьма показательно для богословствования Грозного его твердое отрицание всякой связи между избранностью человека Господом Богом и степенью его нравственного совершенства… Особенно характерно для кесаро-папизма Грозного то, что он не любил духовенства и указывал, что когда понадобилось спасать евреев, вождем народа был избран не первосвященник Аарон, а Моисей»[460].
Если утверждения о «кесаро-папизме» и о «нелюбви к священству» трудно признать за адекватные, то тезис о приоритете в трудные периоды истории «вождя» перед «первосвященником» действительно – отличительный знак мировоззрения Грозного. Он никогда себя напрямую не отождествлял с Моисеем. Как уже ранее говорилось, ощущал себя он не только «вождем», но и пастырем, так как являлся Царем Миропомазанным и своим предназначением уподоблен был уже не только Моисею, но и Царю Давиду.
Подобным же мироощущением обусловлены многие поступки Царя, в том числе и такое событие, как Опричнина. По точному заключению историка И.Е. Забелина, «Библия являет Опричнину Грозному. Хотя для нее был свой повод, но оправдание – в Библии»[461].
Первый Царь, борясь за нераздельную властную прерогативу, за полнокровное «самодержавство», чаял обратить души людей к Лику Небесному, стремился сделать православных желанными для Царствия Неземного. Иоанн Васильевич, как первый слуга Господа на земле, действовал и наставлением, и запрещением, и карой. Он долго полагал, что добротой и прощением можно добиться от людей беспрекословного исполнения воли Царя Миропомазанного, а следовательно – и воли Божией.
Летом 1564 года, в письме князю Курбскому, Иоанн, отметая упреки в жестокости, заявлял: «А за вашу службу, о которой говорилось выше (чуть раньше он говорил о «злобесивом сопротивлении» таких людей, как Курбский. – А.Б.), вы достойны казней и опалы; но мы еще милостиво вас наказали, – если бы мы наказали тебя, как следовало, то ты бы не смог уехать от нас к нашему врагу; если бы мы тебе не доверяли, то не был ты отправлен в наш окраинный город и убежать бы не смог»[462]. Главный грех Курбского, по мнению Иоанна, не в том, что тот бежал за рубеж, а в том, что бежал от Царского гнева, т. е. противился Божией воле…
Постепенно, по мере нарастания опыта проб и ошибок, Иоанн Васильевич разуверивался все больше и больше в добросердечии натуры человеческой, все меньше и меньше полагался на «увещевания», которые «злобесивыми» людьми воспринимались как «слабость» или не воспринимались вовсе.
Преодолев возраст Христа – 33 года, – Первый Царь стал являть свой новый, грозный образ, ранее широко не известный. Как написал Иоанн в 1564 году: «Добрым – милосердие и кротость, злым же – жестокость и муки, если этого нет, то (тот) не царь. Царь не страшен для дел благих, а для зла». Царский меч – «для устрашения злодеев и ободрения добродетельных»[463].
Его карающий меч теперь обрушивался не только на иноплеменных врагов, но и на своих, на ближних, кому доверял, кого порой любил, кто клялся на кресте быть «верным до гроба», но кто при первой же возможности изменял и предавал. Они ведь тоже оказались врагами, не менее страшными, чем «басурмане» и «латыны». Подобные отступники предали поруганию Крест Христов, выступив открытым предательством или тайным злоумышлением против Царя, а значит, и против Всевышнего! Фигура князя А.М. Курбского самая показательная и
