Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны

Гитлер вновь и вновь повторял: едва он закончит вооружаться, внешность Германии преобразится. Какие масштабы примет это обновление, можно было понять, глядя на новые партийные стройки. Всегда хватало восхищенных и внутри страны, и за рубежом: после имперского партийного съезда они были увлечены гигантскими масштабами и видели в "Световом соборе'' (прожекторах, бьющих в ночное небо) начало небывалой новой культурно-исторической эпохи. Чем были в сравнении с этим "собором" непонятные речи и странные заявления? В нем была наглядно воплощена творческая воля всего народа.

В период моего конфликта с партией я однажды высказал Гитлеру свою озабоченность по поводу строительных предприятий Форстера в Данциге. Будучи в оппозиции, мы критиковали расточительность прежнего правительства, строившего здания целевого назначения, больницу, рабочие кварталы — а теперь сами строим театр и партийный дворец.

Гитлер весьма недружелюбно отнесся к этому упреку. Он спросил, не думаю ли я, что строительство — это роскошь. И могу ли я себе представить, чтобы сегодня мы ограничились лишь зданиями целевого назначения, поселками и домами для рабочих? "В моих постройках я демонстрирую народу свою волю к порядку, воплощенную в зримых символах. Здания передают эту волю людям. Мы зависим от пространства, в котором мы работаем и отдыхаем. Только величие и чистота наших зданий покажут народу величие нашей воли. Самое нелепое, что я мог бы сделать сейчас — это начать строить поселки и дома для рабочих. Все это, конечно, будет, это само собой разумеется. Это могло бы сделать и марксистское, и буржуазное правительство. Но именно наша партия способна вновь возвратить свободу и величие этому благороднейшему из искусств. Впервые со времен средневековых соборов мы ставим перед художниками великие, смелые задачи. Никаких поселков, никаких частных домиков — только величайшие проекты со времен гигантских построек Египта и Вавилона! Мы создадим священные здания и символы новой высшей культуры. Именно с этого я должен начать. Именно они отметят несмываемой духовной печатью мой народ и мою эпоху".

Но строительные задачи отходили в тень рядом с великими планами, которые Гитлер связывал с внешней политикой и армией. Только в часы отдыха он занимается градостроительными проектами и макетами. В тот момент он сидел, склонившись над картой военных действий и играл в игру, конец которой был неведом никому; он шел ва-банк в своей внешней политике. Все отчетливей проступали в нем черты полководца новой мировой войны. Военные маневры и политические ходы, вместе с продуманным воздействием на противника в ходе психологической борьбы — были лишь частью великого плана строительства новой гигантской империи, нового Всемирного Рейха.

То, о чем Гитлер недавно говорил как о своей весьма удаленной цели, сейчас, несколько лет спустя, со зловещей уверенностью претворяется в жизнь. Благоприятные стечения обстоятельств облегчают Гитлеру воплощение собственных планов. Какое захватывающее зрелище! Все восстает против этого человека — и несет его от успеха к успеху.

Посетители приходят и уходят, получают приказы, выслушивают угрозы. Что за странный политический стиль, распространяющийся повсюду! Весь мир принимает как само собой разумеющееся то, что этот человек нарушает все дипломатические традиции: что главный руководитель Германии сидит в горах в самом дальнем углу страны и вынуждает административный аппарат и зарубежных дипломатов самостоятельно справляться с этим неудобством.

Возникает удивительная постройка, воплощаются в жизнь детские мечты или фантазии романиста. Баварцам впору вспомнить о своем сказочном короле-романтике Людвиге II, о его волшебных замках, его одиночестве и его безумии. По шахте, вырубленной в скале, скрытый от всего мира лифт поднимается на сотни метров вверх. Он выныривает в хрустальном доме, невидимом среди баварских скал, на фоне вершины Ватцмана. Здесь, вознесенный над всем миром, недосягаемый, царствует фюрер Великой Германии. Это его орлиное гнездо. Здесь он сидит один на один с вечностью. Отсюда он бросает вызов своему веку.

Сны воплощаются наяву. Но и кошмары прошлого, и будущие мучительные сомнения становятся все более и более реальными. Снова и снова повторяются приступы, доводящие Гитлера до безумия. Беспокойство не дает ему заснуть. Но сейчас он уже не останется в одиночестве, если не захочет одиночества. Он нажимает кнопку: прибегают адъютанты, и автомобили доставляют к Гитлеру тех, с кем он хочет побеседовать. Часто это просто молодые люди — их доставляют прямо из постели, чтобы с ними фюрер забыл о терзающих его заботах, страхе и одиночестве. Эти ни о чем не ведающие и ничего не понимающие люди сидят и стоят в огромном зале у камина, пытаются говорить непринужденно, рассказывают друг другу банальные анекдоты и непристойности. Они должны развлечь Гитлера, заставить его забыть о том, что он думает, чем он озабочен. А Гитлер все ходит и ходит взад-вперед, как Джон Габриэль Боркманн.

Этот "Строитель Сольнес" тоже подвержен головокружению. Со страхом глядит он на собственный народ, ступень за ступенью поднимающийся по лестнице его башни, чтобы украсить венком самый высокий шпиль. И взгляд его на мгновение останавливается там, куда ему, охваченному головокружением, предстоит упасть и разбиться вдребезги.

Но пока что любое его желание выполнимо. Любая идея осуществляется, едва возникнув. Только с изобретениями все обстоит не совсем так, как он бы того желал. Но Гитлер не позволяет себе командовать — здесь следует прорабатывать все шаг за шагом.

Гитлер — тоже изобретатель. Подобно многим большим господам, он делает свои изобретения с чужой помощью. Все происходит почти как в эпоху алхимии, когда князья, жаждущие богатства, запирали алхимиков в удаленных башнях, пока они не откроют формулу и не сделают золото. Сегодня речь идет о таинственных военных изобретениях, воздушных торпедах и электрических лучах. Гитлер всегда интересовался вопросами техники. Он может объяснить и изобразить своим удивленным гауляйтерам преимущества и недостатки любого автомобильного мотора. Ему доставляет особое удовольствие давать технические консультации своим сотрудникам. Подобно тому, как в старину господа беседовали о лошадях, коневодстве, нынешние аристократы могут часами говорить о моторах, автомобилях и личных самолетах. Но Гитлер превосходит их всех. Он проектирует, он улучшает, он чертит. Ведь он был чертежником и дизайнером. У него, бесспорно, есть талант. И в глазах своих поклонников он может все. Он — гений-универсал. Он будоражит весь мир: архитекторов и генералов, ученых и поэтов, государственных деятелей и экономистов — каждый получает от него радикальную идею, благодаря которой любая работа удается. Нет такого человека, который не ушел бы от него с бодростью и облегчением, как говорит Ялмар Шахт, чтобы снова приступить к своей работе.