Иоанна Хмелевская - Автобиография. Старая перечница
Ой, боюсь, никто из них не испытывал ко мне теплых чувств.
Однако время все лечит, в том числе и покрывала — к приезду моих канадских гостей на нем не осталось и пятнышка.
Котятки же не только выздоровели, но прижились в доме и получили имена. Моника пожелала, чтобы кошечку окрестили в честь нее, а братца кошечки назвали Каспариком[6]. Пожалуйста, я не против. Хотя если честно, то Моника — в данном случае я говорю о кошечке, — выросшая и воспитанная в доме, оказалась самой глупой и пугливой из всех моих кошек. Может, причиной всему — память о страшном уколе, который ей сделали в младенчестве?
Особый раздел будет посвящен Пуцику.
Никто не знает наверняка, откуда мог взяться такой кот. Высказывались предположения, что какая-нибудь из его прабабушек согрешила с персидским котом. Или в нем самом проявилась ни с того ни с сего какая-то древняя порода… Ох, оторвусь-ка я от компьютера и пороюсь в энциклопедиях и книгах о кошачьих породах…
Нет, пожалуй, в спешке вряд ли что найду, потому ограничусь предположениями. Смутно помнится мне, что существует такая порода кошек — пушистые и короткохвостые, но морды у них отличаются от физиономий персов, обычные кошачьи морды. А характер аристократичный. Короче, мой Пуцик — личность, в этом нет никакого сомнения. На всякий случай мы не стали подвергать это сокровище никаким прививкам и операциям, так что я до сих пор не знаю, какого он пола.
Если дверь на террасу открыта, Пуцик входит в дом, садится в полутора метрах от меня и начинает пристально разглядывать. Сидит и смотрит, не шелохнется. Я заговариваю с гостем, спрашиваю, не поел бы он чего, — никакой реакции, словно я к стенке обращаюсь. Приношу ему кусочек сырой говяжьей вырезки, перед которой ни одна кошка не устоит. Он подойдет, явно из вежливости понюхает и опять усядется на прежнее место.
И снова сидит и смотрит. А вырезка лежит. О чем этот кот думает?
А когда наскучит ему любоваться моей особой, он, придирчиво выбрав стул, вскакивает на него и укладывается спать. Приблизиться к нему нельзя, погладить тоже нельзя. Кроме того, он никогда не смешивается с толпой, вообще не любит толкотни, никогда не полезет с другими кошками к миске с едой, ест один, когда никто не мешает. Больше других кошек Пуцик любит молоко.
Вот я выхожу с картонкой молока.
— Пуцик, — зову, — молочко! Хочешь молочка?
Пуцик оглох и глядит в другую сторону. Однако изредка ведет себя иначе: не выдержав, поворачивает голову, смотрит на пакет с молоком и без особой спешки направляется к миске. А случается, так и вовсе при виде молочка опрометью летит к пустой миске и ждет меня. Но такое редко бывает. Чаще он всем своим видом демонстрирует, что никто тут не смеет ему приказывать.
Берту он любит — как и все остальные кошки.
Она у нас самая главная, без нее среди моих подопечных царил бы хаос. Берта — дама важная, что отнюдь не мешает ей нахально требовать, чтобы впустили в дом, и потом весь день спать на моей постели. К вечеру она просыпается, требует положенную порцию ласки и, тщательно обласканная, возвращается в общество, которое уже столпилось на террасе, поджидая ее.
И вдруг Берта пропала. Исчезла.
В пятницу вечером она не пришла ужинать. Я тогда не придала этому особого значения. Кошки, как известно, гуляют сами по себе. Проголодается и прибежит. Однако и утром в субботу она не появилась, а ведь прежде Берта никогда не пропускала кормежки. Я еще старалась успокоить себя — ничего страшного, поела у кого-нибудь, а сейчас отсыпается где-то, возможно даже в приличном доме.
За всю субботу она так и не показалась. Тревожилась не только я, кошки тоже начали волноваться. Они все чаще заглядывали в дом, видимо считая, что это я скрываю там их любимицу.
А я уже всерьез забеспокоилась. Вышла на дорогу, прошлась в одну сторону, в другую — не дай бог, бедняжка попала под колеса…
Я ведь специально и завела свободную кошачью братию, чтобы не привязываться ни к одному из животных, чтобы не сходить с ума, как я сейчас схожу, не впадать в отчаяние от потери любимца и не доводить себя до предынфарктного состояния. И вот уже несколько дней мечусь по окрестным дворам и дорогам, обхожу все дома, заглядываю в каждый закоулок, тщетно взывая: «Кис-кис-кис, Берта, Бертуся, отзовись, где ты, зараза этакая, кис-кис-кис».
И все же я не теряла надежду. Напротив моего дома была стройка. Возможно, кошка отправилась туда, рабочие ее накормили, она пригрелась в доме и заснула. А рабочие вечером в пятницу заперли недостроенное здание, и кошка на весь уикэнд осталась взаперти. Сидит, дуреха, голодная, может, и просится наружу, но ее никто не слышит.
Я подошла к соседскому участку, прислушалась. Тишина.
Взволнованные кошки бестолково крутились на террасе, заглядывая через стекло в дом. Я позвонила Малгосе. Та, как и я, считала, что глупая Берта умудрилась проникнуть в какой-нибудь дом, откуда сможет освободиться лишь в понедельник. Остается дожить до понедельника.
Ну и оказалось, мы правильно рассудили, вот такие мы с Малгосей умные. Утром в понедельник Берта появилась на террасе, с восторгом встреченная всеми ее обитателями. Как они к ней бросились, как ласкались, прижимались, вылизывали ее и опять пускались обниматься. Я бы не сказала, что она отощала и плохо выглядела, нет, по всему было видно — уик-энд кошка провела в довольно комфортабельных условиях.
Только Берте разрешается оставаться в доме при запертых дверях и даже проводить ночь в доме. Остальные кошки явно страдают клаустрофобией — боязнью замкнутого пространства. Когда двери на террасу открыты, они свободно проникают в дом и располагаются в самых неожиданных местах, по большей части выбирая мягкие изголовья кресел. Но как только я начинаю запирать двери, поднимается паника, все срываются с мест и бросаются к выходу. Если стеклянная дверь уже закрыта, они пытаются проникнуть наружу сквозь стекло, мяукая и царапая его когтями. Однако стоит лишь приоткрыть дверь, как паника моментально прекращается.
Много беспокойных минут пришлось нам пережить летом, когда дети пришли ко мне в гости со своей собачкой. Это был маленький беленький кудлатый щенок по кличке Милтон. Я как-то не встревожилась при виде такого крохи, не приняла мер, и двери на террасу остались открытыми. Прикрыта была лишь сетка от комаров.
Милтон мигом унюхал кошек, стрелой промчался сквозь все комнаты и с размаху налетел на сетку. Легкая дверца распахнулась, песик вырвался на террасу, и мои коты прыснули в разные стороны. Песик за ними — еще бы, такая замечательная игра!
Я огорчилась — ведь теперь весь сад потопчут, плакали мои цветочки-росточки.
