Иоанна Хмелевская - Автобиография. Старая перечница
Миновало какое-то время. Я уже постоянно выставляла на террасу миски с едой, двери старалась держать открытыми, несмотря на близящиеся холода. И вот однажды опять увидела знакомого черныша, однако, приглядевшись, усомнилась — тот ли это? Теперешний гость был огромной черной кошкой, настоящей черной пантерой. Неужели котенок так вырос?
А как-то раз мне удалось застукать на террасе сразу двух черных гостей — давешнего маленького котенка и черную пантеру. Все-таки это были разные кошки. С той поры я постоянно прикармливала бездомных бродяг, наверняка их было больше двух, но других заметить мне не удавалось. А малыш со временем осмелел и, поскольку двери для него я оставляла открытыми, стал все чаще входить в комнату и даже валялся на ковре. Уж не знаю почему, но я назвала его Флорек — мне казалось, это должен быть котик, а не кошечка.
Погладить себя он не разрешал, нечего было и мечтать о таком счастье. С досады я как-то высказала ему свое неудовольствие, заявив, что никакой он не Флорек, а настоящий Фраер, к тому же глуп как пробка, ведь не укушу же я его! А большую черную кошку логично было назвать Черной Пантерой, так и случилось, хотя вскоре выяснилось, что это кот, а не кошка. Так и остался Черным Пантером.
Жаль, я не вела записей, а ведь события заслуживали исторической хроники, сейчас бы мне не пришлось мучительно припоминать развитие событий на кошачьем фронте. Помню, что появилась, но очень скоро исчезла полосатая серая кошечка, которая привела ко мне своих детей — трех котяток. Двое были нормальные, а третий — не пойми что, до предела странное существо, какой-то пушистый раздерганный комок, неравномерно вылинявший и вечно взъерошенный.
Предвосхищая события, сразу скажу, что из него вырос роскошный Пуцик, мой любимец.
А первое существо, то самое в черные и белые пятна, прижилось вместе с белым котенком в черные пятна. Потом один из них ушел к каким-то соседям и исчез с глаз моих. Следом появилась черная кошка тоже с тремя малышами…
Ну и потекли события, которые не забудутся.
Войдя как-то в кабинет, я застала прелестную картинку: на мягком изголовье кресла крепко спал маленький черный клубочек. Мои руки сами потянулись к нему, двигалась я бесшумно… Черный клубочек пулей выскочил из-под рук, промчался через гостиную, шмыгнул в распахнутую дверь на террасу и исчез. К сожалению, от страха он обделался, уж извините за выражение, такое случается со всеми котятами. Обкакался то есть.
Пани Хеня… вот-вот, я должна была раньше о ней заговорить, да только язык не поворачивался. Пани Хеня, человек нормальный, в отличие от меня, с самого начала отнеслась к приваживанию кошек настороженно. Были у нее плохие предчувствия. Я быстренько убрала последствия кошачьих страхов, не скажу, что не осталось следов, но я очень старалась, и они уже не так бросались в глаза. Но происшествие заставило меня задуматься. И когда я услышала, как черная кошка у входа в кабинет приглашающе мяучит, а через порог в гостиную доверчиво перелезают ее детки, я вынуждена была этому воспротивиться. И, закрывая дверь, укоризненно обратилась к мамаше:
— Ну уж нет, раз ты не можешь как следует воспитать детей, номер не пройдет. Сначала определись, кто я для вас — любящая бабушка или страшное чудовище.
Смертельно обиженная, черная мамаша устроила мне под стеклянной дверью настоящий скандал, высказывая свои претензии в возмущенных «пфф, пфф, мраууу» и требуя немедленного доступа в безопасное убежище. Но я боялась пани Хени и потому осталась неумолимой. Пришлось черной кошечке примириться с одеяльцем, из которого я устроила для ее семейства удобную подстилку на террасе. Вот таким образом одеяльце, служившее мне верой и правдой не одно десятилетие, доживало в почете свои дни.
(И подумать только, в те жуткие дни начала войны мы потеряли массу ценных вещей, а вот это довоенное неказистое одеяльце уцелело.)
Должно быть, прижившиеся у меня кошки к тому времени уже считали террасу своим домом, так как дружно изгнали пришлую кошку, хоть размерами она не уступала Черному Пантеру. И та, не протестуя, удалилась, но на следующий день привела двух своих малышей и бросила их на произвол судьбы. Котятами сразу же занялись две мои кошки, черная и серая, но потом серая куда-то исчезла. Поголовье животных на моей террасе в те дни менялось очень быстро.
Наконец я сосчитала своих подопечных. Постоянных обитателей террасы оказалось одиннадцать штук. Когда по осени одна из кошек окотилась на моем одеяльце, я опять произвела подсчеты, и получилось, что через год у меня будет сто сорок кошек, а это могло вызвать недовольство окрестных жителей и пани Хени, не говоря уже о всяких сложностях — с кормежкой и прочим.
Преодолев инстинктивное внутреннее сопротивление, я обратилась к ветеринару.
Вот, опять сказывается отсутствие кошачьей хроники, не помню, в какой последовательности мы с ним взялись за адскую работу. Надо было всех кошек избавить от глистов и прочих хворей, привести в порядок, кастрировать и всем сделать необходимые прививки. Трудность заключалась в том, что кошки были дикими и разбегались при одном появлении у террасы человека. Пришлось их долго приручать, я добилась того, что, когда выходила на террасу с едой, они лишь отскакивали в сторону, но не убегали. Но и речи не могло быть о том, чтобы кого-нибудь из них поймать.
Пришлось измышлять всевозможные способы для поимки моих питомцев. К счастью, ветеринар оказался терпеливым и умелым.
Он привез две клетки. Одна из клеток была особенная, сделана по спецзаказу для отлова диких животных, и не обязательно в наших широтах. Она была целиком сетчатой, просторная, замок автоматически защелкивался, когда животное оказывалось внутри. Мои кошки к тому времени уже привыкли к домику, сделанному из ДСП, обитой утеплителем, много времени проводили в этом домике в холодное время года, охотно там спали. Теперь надо было приучить их к клетке. Ее поставили у входа.
Осторожные по природе кошки привыкли к клетке уже через три дня, и нам удалось всех переловить. Ушло на это два месяца, может, два с половиной.
И тут выяснились кое-какие вещи. Во-первых, то самое черно-белое существо, которое я приметила на соседней стройке, было прежде домашней кошечкой, выброшенной из дома венцом творения, царем природы, отвратительнейшим из млекопитающих — человеком. Кошечка была привычной к человеку, любила ласку. По осени она стала такой толстой, что все мы встревожились. Говорю — все, ибо в кошачьей кампании участвовали Малгося, Витек и пан Тадеуш. Толстая — значит, будут котята, опять неприятности. Кошечка легко разрешила себя поймать, доктор ее осмотрел и заявил:
