Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
С момента возвращения из России Саша страстно рассказывал ей о часах, которые он провёл за кулисами Михайловского театра, наблюдая за игрой отца. Поэтому Рене, внемля его просьбам, начинает водить его в разные театры, где она выступает, чтобы он мог удовлетворить свою страсть. Но понимала ли она, что в парижских театрах, в отличие от таковых Санкт-Петербурга, ребёнку было скучно до того, что он засыпал.
Становится очевидным, что его интересует только игра и роли, которые играет его отец... Очень скоро, проявив немного настойчивости, он получает материнское разрешение ходить, хотя бы раз в неделю, в «Одеон», смотреть, как играет отец. Когда на вершине славы кто-нибудь из его друзей или журналист попросит его вспомнить пьесы, которые он видел ребёнком, он мог часами описывать каждую роль, которую играл отец, перемежая рассказ тысячью рассказов из той жизни. Но, когда речь шла о матери, он признавался, смущаясь: «Я не помню своей матери на сцене, разве что я видел её в "Мишель Строгофф", но настолько смутно...»
***
На горизонте замаячило возвращение в школу, и настало время принять решение относительно Саша. Его зачислили в частное учреждение, которых так много существовало в тогдашнем Париже. Эти школы в большинстве своём назывались именем их владельца, который был и директором, а зачастую главным или даже единственным учителем. Своеобразный наставник для совсем небольшой группы детей зажиточных буржуа. Обычно занятия проходили в скромной обстановке, немного грязной и иногда сумбурной, но учитель был всегда серьёзен и терпелив.
Сын Люсьена начал свою школьную «карьеру» у мсьё де Сен-Анж-Ботье (M. de Saint-Ange-Bautier), на улице Сен-Фердинанд, дом 15, в XVII округе. Хозяин был с совершенно незапоминающейся внешностью, немного грустный, но очень добрый. Саша на это не жаловался, но до него не доходили некоторые вещи.
Вернувшись домой, он рассказывает деду свои впечатления, и начинаются расспросы:
— Знаешь, Тату, он спросил нас в понедельник, сколько будет два и два.
— Да, Саша, и что вы ему ответили?
— Ему сказали, что будет четыре.
— Это хорошо!
— Но во вторник он опять спрашивал нас об этом, и ещё вчера, и позавчера! Это печально, он вынужден спрашивать нас об этом каждый день, потому что не может вспомнить, бедняга...
Саша оставался у Сен-Анж-Ботье до сентября 1892 года. Он немного осваивается с чтением, но у него возникают некоторые трудности с письмом, и ещё более со счётом... О, если бы это папа занимался обучением, то он бы уже всё это давно знал.
К тому же ребёнок столкнулся с глупостью своих маленьких товарищей, удивлённых его необычным именем, которые с первого же дня со злобным удовольствием дали ему клички «Барин» и «Сопля» («Pacha», «Crachat»)...
Школа — это определённо мир, который ему не нравится, населённый детьми его возраста, не имеющими ничего общего с Саша, считающего их довольно глупыми. Он спрашивает себя, почему его заставляют посещать эти занятия, длящиеся неделями, когда то, что происходит у него дома, а тем более в театре, так интересно. Изучение того, что содержится в книгах, кажется ему абсурдным:
— Раз это написано в книгах, зачем же нужно это изучать? — скажет он.
После этого первого года посредственного обучения, видя разочарование учителя Саша, родители решили, что он должен заставить себя серьёзнее относиться к учёбе. Осенью 1892 года он отправляется в престижное учебное заведение на Рю де ля Помп в лицей Жансон-де-Сайи (Janson-de-Sailly). Его мать хочет, чтобы он стал полным пансионером (интерном). Люсьен предпочёл бы, чтобы его маленький Саша жил дома, в компании брата Жана, и ежедневно ходил на занятия в лицей (экстернат). Он говорит, что готов нанять гувернантку, чтобы присматривать за сыновьями, и клялся, что они будут приходить к матери каждые выходные. Но Рене, учитывая свой прежний печальный опыт, настаивала на полном пансионе. У неё есть опека над детьми и она намерена сохранить её в полном объёме. Их сыновья станут пансионерами...
Саша записан в шестой Б. Этот лицей его ужасает. Там он чувствует себя совершенно потерянным, дистанцируется от кого только возможно и ожидает вечера, чтобы поплакать в постели. Зачем его ввергли в этот ад? Что он сделал такого ужасного, что его так наказали?
Наконец-то наступили первые выходные, и за ним приезжает сестра матери, тётя Мари. Саша признаётся ей:
— Здесь ужасно. Мне не нравится эта школа. Я хочу вернуться домой и никогда сюда не возвращаться.
— Но Саша, что это за история? Ты теперь большой мальчик и не надо так ныть и жалеть себя, — ответила ему тётя, и, чтобы он перестал жаловаться вернувшись домой, перевела разговор в другое русло: — Саша, твоя мама плохо себя чувствует в последние дни. Она много работает и очень устаёт. Она будет очень огорчена, если ты расскажешь ей то, о чём рассказал мне. Обещай, что будешь храбрым и ничего не расскажешь...
Саша колеблется, но у него доброе сердце. Он поднимает голову, вытирает слёзы и отвечает:
— Обещаю!
Рене дома. Она обнимает маленького пансионера и спрашивает:
— Тебе нравится в твоём новом лицее и интернате?
— Да, мама. Там очень хорошо и я сразу ко всему привык.
Саша сдержал своё обещание. Но когда папа пришёл его навестить во второй половине дня, он удивился словам матери, которые он не должен был слышать:
— Не беспокойся о Саша,— сказала она Люсьену. — Это равнодушный, безучастный ребёнок.
***
Люсьен продолжает своё восхождение к славе. После «Одеона» он последовал за Порелем в «Grand-Théâtre» (Названия театра со сменой владельцев и реконструкциями: «Éden-Théâtre» (1883-1890), «Grand-Théâtre» (1890-1893), «Comédie-Parisienne» (1893-1896), «Athénée-comique» (1896-1906), «Théâtre de l'Athénée» (1906-по настоящее время). Луи Жуве руководил театром с 1934 по 1951, теперь театр носит имя «Théâtre de l'Athénée Louis-Jouvet». — Прим. перев.).
Он играет в «Лисистрате», затем в «Исландском рыбаке» и «Сафо». Однако отношения между двумя мужчинами быстро испортились, и Гитри без сожаления решил покинуть «Одеон» в начале 1893 года. Действительно, императрица французского театра великая Сара Бернар сделала ему очень хорошее финансовое предложение для перехода в театр «Ренессанс» (Théâtre de la Renaissance), которым она руководила.
Люсьен соглашается тем более охотно потому, что Сара Бернар — женщина, которой он глубоко восхищается и которая, в своё время, помогла ему делом и советом. Без неё он, вероятно, не смог бы в 1880-х годах стать одной из молодых надежд французского театра, этого нового театрального движения под названием Свободный театр (Théâtre-Libre)[9]. Он восхищается великой актрисой, истинной иконой, которой поклоняется вся страна, известной за границей так же, как и во Франции. Он дорожит нежной подругой, наперсницей, женщиной с таким цельным характером и таким живым умом.
Часто забывают, что Сара Бернар была не
