Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Надо сказать, что атмосфера в этом театре отличалась от той, что была в студии Ершова. Она была более свободной, но того ощущения семьи, какое у меня было в прежней студии, здесь не было. Ребята – студенты МГУ были умными, более раскованными и ироничными. Отношение к системе Ершова, которая в нас, старых студийцах, вошла в кровь и плоть, у них было критическое. Некоторые находили упражнения бессмысленными, противоестественными и вредными, препятствующими творчеству. А вместе всех держал взаимный интерес. Случались романы и даже свадьбы. Дом Евгении Адольфовны стал притягательным очагом и для новых студийцев. Она всех их привечала у себя дома, кормила и поила чаем. Некоторые из них наведывались к ней ещё долгие годы. Гостеприимство Адолевны, к которому мы привыкли, особенно поражало двух немок из ГДР. Они были уже не студенческого возраста. Кажется, учились в аспирантуре. Хорошо говорили по-русски. Особенно прониклась симпатией к Адолевне и всему коллективу одна из них – Марго. После окончания учёбы она переписывалась с некоторыми студийцами, а бывая в Москве, приходила к Адолевне.
Брат Адолевны, Николай Адольфович, профессор, преподавал на географическом факультете МГУ. Его жена, дочь и сын – двойняшки тоже были географами. Летом они бывали в экспедициях, их дача в Новом Иерусалиме при этом часто пустовала. А дача была замечательная! Половина большого участка – сосновый бор, а другая половина – большой яблоневый сад. Между ними уютный старый дом, пропахший яблоками. В одной из комнат в углу небольшой камин. У хозяина большая и невероятно умная овчарка по кличке Тарпан. Простой до аскетизма дом и такой тёплый по атмосфере! Адолевна иногда проводила там лето. Большой компанией мы ездили на эту дачу собирать яблоки или просто развеяться и уезжали, нагруженные чудными, необыкновенно вкусными яблоками.
Органы не случайно проявляли интерес к нам. Князь, например, был откровенным диссидентом, распространял диссидентскую литературу, подписывал протестные письма в защиту политических заключённых. В то время отпечатанные на пишущей машинке по рукам ходили романы Солженицына. Их давали читать проверенным людям на короткое время. «Раковый корпус» мы читали вслух в течение нескольких ночей, собираясь вшестером у Вероники. Одновременно шелушили креветки и пили пиво. Диссиденствующий Володя Рокитянский – один из участников ИСТа – провёл год за решёткой. Официально – за неоднократное мелкое хулиганство. На самом деле за то, что, будучи под градусом, в общественном транспорте поносил советскую власть. Говорил, что этот год пошёл ему на пользу: познакомился с интересными людьми и выучил немецкий язык.
Князь после окончания МГУ устроился в какой-то институт. Он продолжал подписывать протестные письма, создавая неприятности для начальства, и в конце концов был уволен. Женился на еврейке, у них родилась дочь, и вскоре они уехали в Америку. Тем самым Князь подтвердил бытовавшую в те времена поговорку: «Жена – не роскошь, а средство передвижения». Ведь из страны выпускали только евреев. В США он хорошо устроился по своей специальности программиста, чему, кроме хорошего образования и мозгов, несомненно, помогло диссидентское прошлое. Стал состоятельным человеком. У них родилось ещё две дочери. Потом они с женой развелись, при этом жена ободрала его как липку. Последние сведения о нём сообщали: Князь бросил математику и развозит пиццу.
Слава Буевич, профессор, многие годы преподавал в МГУ на мехмате. Валентин Криндач, окончивший физфак МГУ, занимался психотерапией: организовал какие-то курсы по самопознанию. Их уже нет. Володя Рокитянский работал в Институте природного и культурного наследия. Сохранял его. Сейчас занимается издательской и просветительской деятельностью.
Люда Кастомахина окончила филфак МГУ. На мой взгляд, она была самой неординарной, разносторонне одарённой личностью из всех, кто был в ИСТе. Про таких говорят: «Боженька поцеловал!» Её он поцеловал многократно, одарив и литературно, и музыкально. Георгий Товстоногов брал её на свои режиссёрские курсы. Надо было переезжать в Ленинград, но мама не согласилась. Предложение Товстоногова осталось фактом биографии. Умная, бескомпромиссная, независимая, острая на язык, которым она запросто могла разметать друзей, что с успехом и делала. Одно время я жила неподалеку от неё, бывала у неё дома. Мы много времени проводили вместе. Люда остро реагировала на всё происходящее, на окружающих, как человек без кожи. Я за день общения с ней от этого уставала. При таких качествах, как мне кажется, женщина обречена на одиночество. Замуж Люда не вышла, хотя и внешне была яркой: высокая, статная, красивая. По-моему мнению, свой интеллектуальный и творческий потенциал она и вполовину не реализовала. Боженька недодал Люде самодисциплины. Она всегда делала только то, что ей казалось интересным, а не то, что требовала ситуация. Скажем, читать книжку вместо того, чтобы готовиться к сдаче зачёта или экзамена во время сессии в университете. Брала академические отпуска и семь лет училась в МГУ. После окончания МГУ пробовала себя на разных поприщах, одно время занималась социологией, с которой роман тоже не сложился. В итоге стала прекрасным преподавателем английского языка, что, конечно, тоже неплохо. Люда была совершенно лишена меркантильности и желания отстаивать свои финансовые интересы, чем не преминули воспользоваться дамы из администрации курсов иностранных языков, где она преподавала. Годами они беззастенчиво её обирали, платя мизерную зарплату. На пенсии, и, как у многих в таком возрасте, у неё были большие проблемы со здоровьем. В её ситуации пресловутый стакан воды, который некому подать больному человеку, обрёл вполне осязаемые очертания. По тому, что её телефоны перестали отвечать в разгар эпидемии ковида, могу предположить, что её уже нет.
Никита Никифоров, работая в Большом театре, одновременно поставил оперные спектакли в Новосибирске и Одессе. За один из спектаклей получил Государственную премию. А потом пришла беда – у него обнаружилась опухоль головного мозга. В возрасте сорока четырёх лет его не стало. Так что кого-то уже нет на этой земле, а следы многих затерялись во времени и пространстве.
ИСТ просуществовал четыре года – с 1964 до 1968 года. После него остались человеческие связи между бывшими участниками, не такие, правда, крепкие и длительные, как между бывшими студийцами студии Ершова.
Дела житейские
