Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков
Последнему бою предшествовал ряд событий, которые и привели к трагедии.
Посольство казаков в Москву, возглавляемое Черкасом Александровым и Саввой Болдырем, с одной стороны, было удачным, с другой – не оправдало надежд Ермака.
Путь в Москву Черкаса Александрова, Саввы Болдыря и их станицы был следующим: «Доплыша по Иртышу реке вниз, и по великой Оби вниз же и черес прошли Собью же рекою в Пусто-озеро; тута ж (шёл) Черкас Александров».
В Москве сперва была неудача. Потом чиновники разобрались, кто прибыл к ним. Оценили важность сибирского посольства. Состоялась аудиенция у государя.
Иван Грозный, конечно же, понял важность государственных и экономических событий, произошедших за Уралом. Сибирь, по сути дела, пала ему в руки без дорогостоящей посылки туда полков. Немногочисленная дружина казаков сделала то, что в другое время было под силу лишь воеводам. Ни денег в казне, ни войск в городах у Москвы не было. Ливонская война истощила её. А тут – не серебро, а золото, реки шелковистой пушнины из земель, которые усилиями и сравнительно небольшой кровью казаков вдруг стали своими.
Но царству необходимо было сделать одно усилие, всего лишь одно, но очень важное и ответственное: бережно и немедля принять взятое казаками. Ближние бояре, тоже одаренные казаками малой толикой от привезённого казаками в кожаных мешках, гудели и обсуждали на все лады случившееся. Особенно вскидывал голову Шуйский, как-то за столом, захмелевши, проговорившийся, что, мол, атаман Ермак сделал для царства не меньше, а куда больше любого из лучших воевод, а всего лишь атаман… Другие шептали, что он бежал из-под Пскова и после этого воровал на Волге и в Большой Орде. Пожалуй, больше правды и пользы было в словах Шуйского. Но титул князя даровать Ермаку нельзя. Он, царь, одарит его по-царски как воина – лучшими пансырями, богатыми клинками, чем-нибудь ещё с царского плеча, тот же Шуйский подскажет, но титул князя… Тогда ведь придётся оставить его там, в Сибири, – князем! Нет, пускай едет к Москве. Так и в послании прописать надобно. А князя мы туда пошлём своего.
Князя Москва действительно за Урал к Ермаку послала. Семёна Болховского.
Князь Болховской, названный в Погодинской летописи Волконским, принадлежал к московской знати, а был выходцем из Литвы. Выбор, как впоследствии оказалось, был не особенно удачным. Войско ему дали небольшое, необученное, собранное из разных земель и городов. Формировался полк в Перми. Сюда головы Иван Глухов и Иван Киреев привели сотню стрельцов из Казани и Свияжска, сотню из городов Русского Севера, сотню набрали из самой Перми и в вятских городах. Сперва царь решил отправить Болховского сразу же, зимой, потом отложил поход до весны. Но весной Грозный умер, и Москве сразу стало не до Сибири. Государственные умы были заняты возведением на трон преемника и попутными интригами. В народе начались волнения. И о сибирской экспедиции попросту забыли. Отчасти именно эта медлительность и нерасторопность, а также непродуманность и плохая подготовка полка князя Болховского к трудному переходу погубили и Ермака, и самого Болховского, и его людей.
Р. Г. Скрынников пишет об этом следующее: «Отряд Болховского был очень плохо подготовлен к выполнению порученной ему миссии. Запасы провианта, выделенные ему, оказались недостаточными. Стрельцы потратили на преодоление Уральских гор гораздо больше времени, чем вольные казаки. Они выбились из сил, пока добрались до перевалов. Неизвестно, какие суда выстроили им Строгановы. Казаки не раз перетаскивали суда на Переволоке с Волги на Дон. Когда надо, они смогли перенести струги через горы. Стрельцам всё это оказалось не по плечу. Обессилев, они бросали суда на склонах Уральского хребта вместе с припасами».
И далее: «Воевода шёл навстречу гибели, сам не подозревая того.
На втором году пребывания в Сибири ермаковцы столкнулись с реальной угрозой голода. Запасы зерна и круп, привезённые из России, были полностью израсходованы. Небольшая запашка, которую держали татары под Кашлыком и манси на Тавде, давала слишком мало зерна. Военные действия помешали населению вовремя посеять хлеб. Сибирское ханство получало многие необходимые продукты из Средней Азии. Отступив в верховья Иртыша, Кучум позаботился о том, чтобы затворить торговые пути из Бухары в Кашлык.
Тобольские ветераны помнили, каким трудным был для них второй год пребывания за Уралом, когда “бысть во граде Сибири глад крепок”. Казаки сумели кое-что заготовить на зиму, но при этом они имели в виду лишь себя. По приказу Ермака “казацы запас посяху, сметеся по своим людям”. При самом бережливом расходовании можно было надеяться растянуть продовольствие до весны. Казаки, забывшие вкус хлеба, рассчитывали также на то, что царь пришлёт им не только всё жалованье – свинец и порох, но и продовольствие».
Что тут скажешь… Какой урок извлечёшь из сей сказки? Ждали от царя хлеба, а дождались нахлебников…
Возвращаясь к версии о походе, выходящем за рамки набега на Кашлык с целью наживы, стоит заметить, что съестных припасов казаки взяли порядочно. Год продержались на родном хлебушке. Если бы планировали «поход за зипунами», столько хлеба не потребовалось бы. Да и зелейного припаса и свинца перетащили через Камень изрядно. Столько для кратковременного набега тоже не надобно.
И ещё одно примечание. Мы уже упомянули о том, что хан Кучум и его двор снабжались бухарскими купцами. Караваны из Средней Азии шли непрерывно. И казаки уже успели завязать деловые, торговые отношения с бухарцами. Меняли соболей на то, в чём испытывали нужду. И это спасало, во многом ослабляло, как бы сказали сейчас, социальное напряжение, царившее в казачьей станице. Потому как на очередном кругу вдруг вспыхивали разные характеры и высказывались различные мнения, во многом не схожие с линией Ермака и его ближайших помощников, атаманами Матвеем Мещеряком, Иваном Кольцо, другими.
И всё же казаки встретили отряд князя Болховского ликованием. Москва обосновывалась в Сибири всерьёз и, как видно, навсегда. Но потом приуныли: впереди зимовка, а стрельцы прибыли налегке, без хлебного припасу. Тут же принялись за дело: рыли землянки, выкладывали в них печи, рубили срубы, ставили избы. Любой казак топором владел не хуже, чем саблей и копьём. Вскоре кое-как обустроились. С продовольственной частью было хуже. Зверя и дичь вокруг Кашлыка и Карачина-городка уже изрядно подвыбили, зимовальные ямы на реках, куда рыба сбивалась до весны, тоже вычерпали. Того, что привозили союзные князьки в качестве ясака и добровольной помощи, катастрофически не хватало. К тому же хан Кучум и его люди, хорошо зная сложную обстановку в зимовьях Ермака и Болховского, перекрыли все пути и тропы и под страхом смерти не позволяли остякам подкармливать гарнизоны Кашлыка и Карачин-городка. А там уже
