Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков
Подошли к Пелыму. Некоторое время стояли под его стенами. Ермак выслал разведку. Когда разведчики вернулись, собрали круг. Город решили не брать. Ермак боялся больших потерь.
– Выслушал я вас, браты, и вот какое решение вывожу из всего сказанного: ворочаемся в Карачин. Пелым нам ни к чему. А пришлёт царь из Москвы войско на подмогу, да зелейного припасу, да свинца, тогда и сюда можно вернуться.
Казаки одобрительно загудели десятками голосов.
Ходила среди исследователей такая версия: поход к Пелыму в глубину владений князя Аблыгерима на самом деле был попыткой разведать наиболее короткую дорогу на Русь, а возможно, и уйти за Камень. Но вогулы, которых захватили казаки на Тавде, в один голос твердили, что от Пелыма пути на Русь нет. Однако местные, конечно же, знали о существовании так называемого лозьвинского пути на Пермь. Их воины не раз ходили им грабить и жечь строгановские городки и починки. Р. Г. Скрынников небезосновательно предполагает, что «пелымских жрецов и старейшин вполне устраивало присутствие казаков в Кашлыке: они не желали восстановления власти Кучума в их владениях. Чандырский жрец с уверенностью предсказал Ермаку победу над Кучумом. Кунгурский летописец комментирует это так: “И о том идольское пророчество сбылося, а о смерти его не сказал”».
Флотилия Ермака повернула назад. Прежде чем уйти, казаки собрали ясак. По Тавде вогуличи возделывали пашню, и часть ясака была собрана хлебом. Для русских хлеб был дороже самых лучших соболей.
Зимовать решили в Карачине-городке.
Казаки умели обращаться с местными народами. Хоть и называли татар басурманами, а остяков и других, поклонявшихся идолам, «погаными язычниками», но веру их не трогали, проповедью христианства не занимались. Когда подводили под присягу московскому царю местных «лучших людей», охотников, рыболовов, оленеводов, их идолов не попирали, кумирни не разрушали. И постепенно начинали выстраиваться мирные отношения, основанные на взаимных интересах. Остяки быстро сообразили, что власть Москвы человечней жестокой власти Кучума. Казаков терпеть легче, чем даруг, приезжавших из Сибири и бравших всё, что им хотелось взять, и столько, сколько позволяла алчность.
Ермак не раз обращался к местным шаманам, когда обстоятельства становились угрожающими и нужен был совет, как выбраться из этих обстоятельств. Во время похода к Пелыму в Чандыре атаман был приглашён на «великое болванское моление», и там в «синем тумане» от волшебных курений впавший в транс шаман многое предсказал ему. Ермак спросил «шайтанщика», сможет ли он пройти за Камень на Русь, и тот будто бы дал отрицательный ответ. Шаман поторопил его с возвращением на Карачино-озеро, где ему и его дружине предстоит зимовать.
Предсказания чандырского шамана во многом сбылись.
Казаки на местные верования, на «болванские моления», на кумирни и священные камни, к которым остяки несли в качестве жертвы плоды своих трудов, смотрели с любопытством, но без вражды. По всей вероятности, такое поведение было результатом решения на казачьем кругу. И это решение способствовало их походу, помогало находить общий язык с иноверцами и даже союзников в среде местной знати. Христианские миссионеры и проповедники придут потом. Времена Филофея и Киприана в Сибири ещё наступят.
Ермакову же ватагу больше интересовала «золотая баба».
Легенда об этом загадочном идоле будоражила воображение склонных к авантюре людей, составлявших едва ли не большую часть ермаковцев. Будто бы где-то на сибирской реке, на высоком берегу среди скал, стоит отлитый из чистого золота идол в виде старухи, в чреве которой зреет плод; этот плод мальчика то исчезал, то появлялся, знаменуя приход больших событий и перемен в жизни людей, обитавших по берегам великих сибирских рек. Местные предания говорят о том, что, когда на Тоболе и Иртыше появился Ермак со своей дружиной, золотой младенец в старухином чреве снова проступил; вот почему вогулы спокойно встретили появление на их реках бородачей, а шаманы убедили их не бояться русских.
Слухи о золотом идоле ходили в Европе ещё в XV веке. Русские же летописи упоминают о золотой бабе в связи с приходом в Приуралье Стефана Пермского с его проповеднической миссией. Жившие здесь инородцы креста не знали, а молились «идолам, огню, и воде, камню и золотой бабе». Многие годы спустя австрийский посол Сигизмунд Герберштейн в своём пространном трактате о Московии, говоря о Зауралье, снова упомянул золотую бабу, которая к тому времени была унесена в Сибирь и стояла в устье Оби.
Казаки, бравшие городок за городком на Тоболе, Иртыше, Оби, на других больших и малых реках, конечно же, тешили себя надеждой, что рано или поздно они доберутся до «старухи и её внука». Однако всякий раз при появлении бородачей местные или уносили золотого идола глубже в Сибирь, или закапывали его в землю. Пленные рассказывали, что золотую бабу прятали на реке Демьянке, в Белогорье на Оби. Золото казалось совсем близко, вот-вот оно засияет на высоком скалистом берегу, но тщетно. Оно так и не далось в руки пришельцам. А потом золотая баба и вовсе исчезла. Так исчезают мифы, время от времени ярко вспыхивая лишь в загадочной памяти местных шаманов да в мечтах исследователей.
Для многих поколений сибирских казаков, да и вообще служивых людей, отправлявшихся за Урал с очередной партией годовальщиков – стрельцов, даруг, чиновников по разным ведомствам, не исключая и государевых воевод, охотников и крестьян, – золотая баба была той сказкой, которой тешилась натура пришельца, не лишённая духа авантюризма, жажды наживы волшебным образом, одним махом. Вслед за ермаковцами в Тобольск и Енисейск, на великие сибирские реки придёт поколение Семёна Дежнёва и Ерофея Хабарова, и эта сказка из чистого золота будет будоражить и их. Вслед за ними пойдут летописцы и учёные, такие как Семён Ульянович Ремезов и Григорий Новицкий. Все они будут ходить по следам хантских идолов. Повезёт только Григорию Новицкому, он отыщет «обского старика» – это был «бог рыб», «имел вид доски с носом-трубой, малыми рогами на голове и золотой грудью». «Обский старик» помогал хантам в рыбном промысле, кормил их семьи. Когда рыбалка бывала удачной, местные варили уху и мазали ею губы идола, когда же случалось возвращаться домой с пустыми руками, били идола палками, плевали в него и ругали последними словами. В своих верованиях они были наивными, как древние греки. Новицкий отыскал «золотого старика» в кумирне в устье Иртыша, видел его и подробно описал. Впоследствии «старик» исчез. Словно для того, чтобы, подобно «золотой бабе», будоражить воображение людей, коренных сибиряков и приезжающих сюда на промысел и по житейской необходимости. В любом случае, даже если это просто легенды, они обогащают Сибирь, её и без того удивительную мифологию, историю и культуру.
Глава двенадцатая
Забывшие вкус хлеба
И вот мы подходим к финалу нашей истории. Так или
