Нина Риччи - Виктория Викторовна Балашова
Однако команда архитекторов и дизайнеров в 1970-е годы понимала роскошь иначе, исповедуя принципы школы Баухаус[71], главный из которых: «Меньше значит больше». Но это вовсе не значит, что все здания походили одно на другое: они могли быть угловыми и линейными, иметь изогнутые балконы и скругленные углы. Общими чертами в основном были следующие: дизайнеры старались избегать орнамента, чтобы сосредоточиться на простом и функциональном дизайне; акцент делали на простых геометрических фигурах: треугольник, квадрат, круг; асимметрию предпочитали симметрии; использовали сталь, стекло, бетон и другие современные материалы. Здание парфюмерной фабрики Риччи, конечно, отражает этот стиль сильнее, чем здание фирмы в Париже, но, отвечая желанию Робера вернуться к прежней традиции, в итоге отражало скорее уютную атмосферу частного особняка, чем триумфального храма роскоши. Классическая архитектура, жемчужно-бежевый цвет, сдержанная символика на барельефах – изображения трех граций, силуэты голубей – символов «L’Air du Temps» – в узорах ковра… Угловой бутик, посвященный аксессуарам, украшениям и нижнему белью, воссоздавал атмосферу легкомысленного магазина рубежа веков. Элегантный изгиб лестницы вел на второй этаж, к вестибюлю с колоннами в дорическом стиле, который выходил к салонам высокой моды. Здесь было меньше места, чем на улице Капуцинок, что соответствовало стремлению Робера Риччи к эксклюзивности и созданию ощущения уюта. «Поселившись здесь, я хочу увековечить дух моды», – заявлял он. Также Робер запретил посещение дома моды большими группами клиентов – только индивидуальные заказчики, никакой массовости: его целью было создание изысканного модного дома, как было в прошлом, когда в здании царила тишина и слышался лишь шелест тканей.
И вокруг самого Робера царил чуть ни идеальный порядок: так называемая дисциплина вкуса. Его кабинет, реконструированный по образу и подобию того, что находился на улице Капуцинок, стилистически повторял изначальный замысел матери. Кабинет обставили мебелью красного дерева XVIII века – это стиль, выбранный раз и навсегда в контексте его личной и профессиональной жизни. Распорядок дня Робера регулировался почти неизменным ежедневным графиком: работа с утра до вечера с десятиминутным перерывом на физкультуру, двадцать минут сиесты после обеда, которые он всегда проводил в полном одиночестве. Свободное время он распределял не менее педантично между своими резиденциями (что тоже отражало характер Нины Риччи, которая мало в чем изменяла себе). Выходные Робер проводил в тишине загородного дома в Милли-ла-Форе, дважды в год отправлялся в Швейцарию, где у него было шале в Клостерсе. Близ этой швейцарской деревушки, расположенной в ста пятидесяти километрах от Цюриха, находился горнолыжный курорт, который является частью лыжной зоны престижного Давоса. Клостерс – любимый зимний курорт британской королевской семьи на протяжении трех десятилетий, но только королевскими особами список гостей курорта никогда не исчерпывался. Там гостили и гостят знаменитые актеры, режиссеры, миллионеры. Девиз Клостерса: «Сдержанная роскошь – да, помпезность, выставленная напоказ, – нет». Не правда ли, напоминает слоганы Робера? Не забывал он и про родину, где привык заниматься гольфом: в самом сердце региона озер, среди красивейшей природы Италии он находил уединение и душевный покой, так необходимые ему после напряженной работы. Единственным очевидным минусом такого прекрасного распорядка и кажущейся гармонии было полное отдаление от Раймонды, что чуть позже станет слишком очевидным.
Если наблюдать только за Робером и внешней шикарной картинкой его жизни, то можно впасть в некоторое заблуждение относительно того, как на самом деле шли дела в доме моды. В 1975 году в домах высокой моды опять прошла волна сокращений: несмотря на все попытки удержаться на плаву, дома терпели убытки. А усиление влияния профсоюзов и французской компартии привело к объединению работников, которые теперь думали не только о себе, но и о коллегах: они убедились, что вместе представляют силу, способную изменить ход событий. Увольнения начались с дома моды Карвен, который, казалось бы, делал все для получения стабильной прибыли. Он одним из первых запустил линию прет-а-порте, создавал форму для французской олимпийской команды и более чем двадцати авиакомпаний, включая «Эр Франс» (для французского национального перевозчика форму Карвен создавал совместно с Ниной Риччи). Сотрудники, которых планировали сократить, обратились за помощью в секцию Коммунистической партии в Двадцатом округе Парижа, располагавшейся в двух шагах от их компании. 25 ноября 1975 года, в День святой Катерины, ячейка высокой моды, которую организовали совсем незадолго до этого, провела крупную демонстрацию поддержки, за которой последовал сбор работников профессии на барже, пришвартованной к берегу Сены. Впервые в День святой Катерины сотрудники не только праздновали, но и боролись за свои рабочие места. На праздничную часть им удалось заполучить популярнейшего певца Лени Эскюдеро, который был убежденным коммунистом (неоднократно исполнял песни политического содержания, в частности о погибших участниках парижской демонстрации против Алжирской войны в феврале 1962 года), и не менее знаменитого Жоржа Мустаки. Некоторое время спустя Жизель Моро[72], член ЦК коммунистической партии и депутат от Парижа, представила написанную Жаном Луи Гомбо[73] брошюру «Какое будущее ждет высокую моду?», которая стала плодом совместной работы с сотрудниками домов моды.
Лето 1976 года было особенно жарким во всех смыслах этого слова. В самый разгар жары создавались модели осенне-зимней коллекции (плотные шерстяные пальто и меховые аксессуары). Чтобы остыть, работники погружали ступни в тазики с водой. Позволение уйти с работы на полчаса раньше они получали, когда в мастерских столбики термометров показывали плюс тридцать четыре и выше. Тем не менее в разгар подготовки коллекции профком собирал сотрудников в столовой для обсуждения проблемы тринадцатой зарплаты, которую Робер отказался выплачивать в конце года. Профком провел тайное голосование, и большинство сотрудников выступили за прекращение работы, чтобы добиться ее выплаты. Впервые сотрудники дома Нины Риччи вплотную подошли к забастовке: с 1970 года они боролись за тринадцатую зарплату и каждый год, теряя несколько часов на обсуждения, не достигали цели. Переговоры снова возобновились, и руководство, почувствовавшее нарастание недовольства, уступило. Финансовые проблемы, стоявшие перед домом, никуда не исчезали, но потери из-за забастовки были бы куда больше.
Кроме того, 1976 год ознаменовал собой начало борьбы за переоценку вознаграждения за ручной труд, который составлял большую часть рабочего времени сотрудников. Лионель Столеру, с 1974 года входивший в состав всех правительств под председательством Валери Жискара д’Эстена, выполнял функции государственного секретаря, отвечавшего за положение рабочих, занятых ручным трудом. Он хотел создать для них справедливую систему вознаграждения. Красивые слова оставалось подтвердить делом. Профсоюзы в своей борьбе с работодателями приобрели значительный опыт, и работники понимали: необходимо бороться за то, чтобы эти планы стали реальностью и привели к повышению заработной платы. На заседании сената в ноябре 1976 года Катрин Лагату из фракции коммунистов
