Мария Грей - Мой отец генерал Деникин

Неожиданно разгоревшийся пожар внутренней междоусобицы нанес еще один удар по моральному духу армий юга России. Если две цели, упомянутые Ллойд Джорджем, действительно были общими для всех добровольцев, то среди них не было согласия относительно формы и состава будущего «русского правительства». Политические предпочтения демократического левого крыла, которое жаждало республики, стремящегося к конституционной монархии центра и мечтающих о возвращении автократии правых выражались mezza voce (негромко), пока громко и отчетливо звучала песнь победы. Но как только началось отступление, разногласия усилились. Деникину, твердо придерживающемуся центра, стало все труднее и труднее усмирять страсти, особенно правых. Счастливо избежав нескольких покушений большевистских агентов (нужно признать, подготовленных очень несерьезно), Деникин узнал, что одно из таких покушений торжественно благословил принадлежащий к крайне правому лагерю глава православной церкви Крыма.

Если в конце концов не нашлось добровольца, чтобы вонзить кинжал в грудь генерала, то его самый близкий сподвижник Романовский, обвиненный (напрасно) в левых взглядах, филосемитизме и других изрядных грехах, чуть не погиб от рук убийц. Внутренняя борьба стала действительно угрожающей, когда правые обрели своего вождя в лице генерала Врангеля.

Врангель сделал публичное признание о своих расхождениях с Деникиным в июле 1919 года в тот момент, когда главнокомандующий отдал приказ идти на Москву. В мемуарах он конкретизирует свои критические выпады: «Этот приказ был равноценен смертному приговору для армий юга России. Он проигнорировал все принципы военной стратегии: не было ни выбора основного направления, ни концентрации войск в этом направлении, ни соответствующих маневров. Каждой из армии был лишь дан приказ двигаться на Москву».

Несправедливость этого осуждения бросается в глаза. Несомненно, существовало основное направление — то, по которому следовала Добровольческая армия, самое жизнеспособное войсковое соединение белых. Концентрация войск в этом направлении осуществлялась в максимальной степени, насколько позволяли условия, не допускающие оголения других фронтов. Что касается доводов, определивших решение Деникина идти на Москву, то они перечислены выше.

Эти первые проявления разногласий не стали непосредственной причиной разрыва отношений. Деникин, по природе человек доброжелательный, считал, что как солдат его подчиненный имеет неоспоримые достоинства. Сместив Май-Маевского, он поручил Врангелю командование добровольцами. Встав во главе героев Екатеринодара, Курска, Воронежа, Орла, столь дорогих сердцу Деникина ветеранов, Врангель поспешил составить грубый и полный презрения к ним рапорт, которому он по своему обыкновению дал публичную огласку. Деникин не сможет простить ему этого хотя бы из-за намеренно ложного вывода: «В качестве действующего соединения эта армия перестала существовать!»

Деникин поставил вместо Врангеля Кутепова. Барон предложил тогда сформировать новый армейский корпус кавалерии, состоящий из казаков. Когда ему это не удалось, он начал открыто готовить заговор против Деникина. В начале января 1920 года Врангелю было приказано укрепить порт Новороссийска и подготовить возможную эвакуацию белых. Он тотчас отказался от этого назначения, посчитав его для себя «неинтересным», и потребовал нового назначения, в то время как слухи о подготавливаемом им государственном перевороте с целью свержения Деникина дошли до Варшавы и Лондона. Назначения и отказы от назначений следовали одно за другим. Поведение неугомонного генерала причиняло значительное неудобство, и главнокомандующий в конце концов предложил Врангелю временно покинуть русскую землю и 10 февраля 1920 года принял его «прошение об отставке по причине болезни».

Тем не менее барон продолжал оставаться на территории России, проживая на стоящем на Севастопольском рейде русском корабле. 5 марта он решил уехать в Константинополь, предварительно послав своему бывшему шефу письмо в такой же мере наглое, в какой и разоблачающее сущность его натуры: «Вы видели, как таяло Ваше обаяние и власть выскальзывала из Ваших рук, цепляясь за нее в полнейшем ослеплении, Вы стали искать кругом крамолу и мятеж.

Отравленный ядом честолюбия, вкусивший власти, окруженный бесчестными льстецами, Вы уже думали не о спасении отечества, а лишь о сохранении власти…

Русское общество стало прозревать… Все громче и громче называются имена вождей, которые среди всеобщего падения нравов остаются незапятнанными… Армия и общество во мне увидели человека, способного дать то, чего жаждали все.

Армия, воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая вождями, примером своим развращающим войска, — такая армия не могла воскресить России…»

Деникин дал на это ответ: «Милостивый государь, Петр Николаевич, Ваше письмо пришло как раз вовремя — в наиболее тяжелый момент, когда мне приходится напрягать все душевные силы, чтобы предотвратить падение фронта. Вы должны быть вполне удовлетворены…

Если у меня и было некоторое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно. В нем нет ни слова правды. Вы это знаете. В нем приведены чудовищные обвинения, в которые Вы сами не верите. Приведены, очевидно, для той же цели, для которой множились и распространялись предыдущие рапорты-памфлеты. Для подрыва власти и развала Вы делаете все, что можете.

Когда-то во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие. Пусть он теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло».

Врангель, написав письмо, тут же распространил его копии как в Севастополе, так и в Константинополе… Деникин будет ждать… 1926 года, чтобы дать публичный ответ. Он будет следующим: «История сделает свои выводы [из нашего поражения]. Она будет судить наши поступки, принимая в расчет обнищание страны и общую деградацию нравов; она должна будет произнести свой суд и над теми, кто несет ответственность за происшедшее.

Ответственность правительства, которое не смогло обеспечить существование армии, командующего, не способного удержать в узде своих подчиненных, военачальников, не сумевших — или не захотевших — установить дисциплину в своих частях, ответственность солдат, неспособных противостоять искушениям, народа, отказавшегося пожертвовать временем и деньгами, ответственность попрошаек, тартюфов, ищущих выгоды авантюристов всех родов…»

Вот резюме причин поражения белых, но Истории известно, что никакого анализа причин, каким бы точным он ни был, недостаточно для объяснения всех последствий происшедшего.