Евгений Федоровский - Штурмфогель без свастики

Пихт грустно улыбнулся. Острая жалость к девушке заставила Пихта притормозить и свободной рукой крепко обнять ее.

- Эрика, если когда-нибудь не будет меня, ты постарайся жить по-другому - лучше, честней, что ли...

- Я и стараюсь...

- Наверное, ты переживешь это чертовски проклятое время, но всегда помни: другие люди так же страдают, любят, мечтают, радуются и так же сильно хотят покоя, как ты и я.

Пихт говорил и говорил Эрике о какой-то новой жизни, которую надо построить, и главное, суметь дожить до нее. Эта жизнь представлялась смутно, без реальностей. Он не знал еще, какая она будет, но Эрика понимала, что Пауль, как никогда, открывал перед ней душу, и слезы любви и благодарности текли по ее лицу.

- 5

Коссовски хорошо изучил Вайдемана. Дружеский тон он отбросил сразу же, как только вошел в общежитие. Вайдеман мог выворачиваться, увиливать от прямых ответов, если бы Коссовски снова начал разговор с давних симпатий.

- Я к вам по важному делу, майор, - сказал он, козырнув.

Вайдеман удивленно вскинул мохнатые брови и насупился.

- Если уж на "вы", то слушаю вас, господин Коссовски.

Коссовски сел напротив, так, чтобы свет от окна падал на Вайдемана.

- Вы отлично представляете себе, что в наше суровое время, когда Германия, напрягая все силы, воюет на нескольких фронтах, особенно крепок должен быть тыл, - начал он.

- Вы читаете мне азбуку, как сопляку из гитлерюгенда.

- И вы знаете, что "Форшунгсамт", так же как и гестапо, давно ищет русского агента, - не обращая внимания на реплику Вайдемана, продолжал Коссовски.

- Я его не видел и ничем не могу помочь.

- Вайдеман, мы с вами не маленькие! Я много думал, соединял вместе, казалось бы, несопоставимые события... Я привел в систему вашу деятельность в Швеции, Голландии, Франции... да, во Франции, в том шикарном кабаке "Карусель", когда от странного и рассеянного гарсона услышал слово "март". Помните, гарсон сказал: "Мы получили вино в марте, а вы пришли в мае..."?

- Черт возьми! Я-то здесь при чем?

- Не нервничайте, Вайдеман. Выслушайте сначала меня. Я разговаривал со многими людьми, которые так или иначе касались дел люфтваффе, и особенно "Штурмфогеля". Картина деятельности этого агента проясняется. Март закрепляет свои позиции в Швеции, Испании, Польше, Франции... В "Карусели" к нему шел связной, он передал адрес другой явки вместо разгромленной... Благодаря своему прочному положению он немало знает о люфтваффе и передает ценнейшие секретные данные своим хозяевам... - Коссовски закурил сигарету и снова уперся взглядом в Вайдемана. - Ютта, радистка, связанная с коммунистическим движением, исправно передает телеграммы... Здесь мне не совсем ясна роль Эриха Хайдте. По-видимому, он был связным по линии Перро Март - Ютта. Помимо информации, которую Март постоянно поставляет своим, он еще совершает и диверсии.

Коссовски заметил, что голова Вайдемана вдруг стала опускаться ниже и ниже.

- В Рехлине он закладывает в "Штурмфогель" магнитную или тепловую мину. Сам - заметьте - в испытаниях не участвует: погибает другой пилот, Христиан Франке...

"В чем-то Вайдеман виноват", - подумал Коссовски, глядя на поникшего летчика.

- Наконец, он каким-то образом делает так, что секретнейший истребитель "фокке-вульф" попадает к русским, а сам спокойно возвращается обратно в свою часть...

Вайдеман вздрогнул, по лицу пошли багровые пятна.

- Разумеется, я умышленно опустил еще многие детали, так как считаю, что и этих достаточно для того, чтобы обвинить...

- Меня? - спросил, глотнув слюну, Вайдеман.

- Да, - прямо ответил Коссовски.

Вайдеман с трудом поднялся и отошел в глубь комнаты.

- Это не я, это Пихт, - выдавил он из себя.

Коссовски подумал - психическая атака удалась. "Все правильно, не ты, а Пихт - и только он - может быть Мартом. Ты, Альберт, никак не подходишь к роли разведчика, а Пихт ловко воспользовался твоей дружбой и всюду тянул тебя за собой".

- Но откуда ты знаешь, что Пихт работает на русских? - спросил Вайдеман.

Коссовски знал первые телеграммы Марта, их содержание вряд ли бы кого-нибудь интересовало, кроме русских. Но вслух он сказал уклончиво:

- У меня еще нет полной уверенности. Я хочу поймать его с поличным, применив метод его старого приятеля Эви Регенбаха - гамбит... То есть жертвую и на этот раз внезапностью.

- Пихт работает на Хейнкеля, - сказал Вайдеман.

- Вот как! - удивился Коссовски.

- Мы вместе работали на Хейнкеля, сообщая этому старому карлику о "Штурмфогеле".

- Каким образом?

- Я передавал сведения Пихту, Пихт - Хейнкелю, и от него он получал для меня деньги - тысячу марок в месяц.

- И долго ты так... работал? Вайдеман сморщил плоский лоб:

- Не больше года... Потом я отказался. Но, поверь, Зигфрид, ради старой дружбы, я не видел в этом ничего предосудительного!

- Д-да, - в раздумье протянул Коссовски, - ты меня удивил, Альберт.

- Я всегда шел в самые рискованные переделки ради Германии. Меня нельзя обвинить в измене!

- Успокойся, Альберт, я сделаю со своей стороны все, чтобы оправдать тебя. Разумеется, о нашем разговоре...

- Конечно, Зигфрид, - перебил Вайдеман, обрадованный таким исходом. - Я буду молчать. Молчать как рыба.

Коссовски тихо прикрыл за собой дверь.

Он хотел еще встретиться с Зейцем, но так устал, что решил поговорить с оберштурмфюрером утром. "Теперь Март от меня не уйдет", - подумал Коссовски, засыпая.

Давно не чувствовал он себя таким спокойным, как в эту ночь. С гулом проходили по автостраде тяжелые вездеходы - уезжали в Россию новые пополнения. В огромном звездном небе было тихо - союзники не бомбили. Равнодушно шумел лес, укрывший собой то чудо, которое в скором времени ринется навстречу самолетам врагов.

Но вдруг он проснулся и почувствовал тот же липкий испуг, как и тогда, когда шел к Лахузену. Ведь если Пихт расскажет о том, что Коссовски приговорил к расстрелу связного Канариса и Франко, ему грозит тюрьма или виселица. Притом все знают, что Пихт его друг, и не преминут вообще усомниться в способностях Коссовски как контрразведчика и лояльного немца...

- Что же делать? О боже милостивый! - прошептал Коссовски, глядя в черный угол спальни.

- 6

В полночь Пауль подъехал к дубу у кафе "Добрый уют".

- Сеня, садись на попутную машину и уезжай. У тебя есть явки, где можно скрыться?

- Я должен добраться до партизан в Словакии. Оттуда меня вывезут на самолете к своим.

- Тем лучше. Ты успеешь. Вот мое письмо Зяблову. Оно закодировано, но все равно упрячь его подальше. В случае чего, скажи, что воевал честно. А может быть, и доведется встретиться... Если повезет.

- Я хочу, чтобы ты уцелел, Павел, - проговорил Хопфиц.