Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания - Леонид Генрихович Зорин
ДОРОГИН. Но вы говорили, что нынче намерены уехать.
ГОСТЬЯ. А вот пристрелю его и уеду.
ДОРОГИН. Так это не шутки?
ГОСТЬЯ. Нет. Шутят в Питере. Сперва – шутя посулили свободу. Потом – шутя объявили выборы. Засим – объяснили, что выборы – шутка, что право – шутка, свобода – шутка, и вообще – караул устал. Первостепенные шутники! Но что до меня, то я уж забыла, когда шутила в последний раз.
ДОРОГИН. Постойте. Не знаю, верить ли вам, но замысел ваш еще безумней, чем тот, который нас разлучил. Зачем вам отправлять на тот свет вашего старого знакомого?
ГОСТЬЯ. Если кого и отправлять, то тех, кого знаешь не понаслышке.
ДОРОГИН. Но этого калифа на час? Этого Дантона для нищих? Добро бы вы все еще собирались их осчастливить и он вам мешал. Но вы отказались от этой затеи, вы уже знаете: счастья нет, да и страна вам осточертела, вы отрясаете прах с ваших ног… Зачем же идти вам на это сборище, слушать какую-то галиматью и убивать, к тому же оратора? Что тут – террор из любви к террору? Чего вы добьетесь? Вас снова схватят. Опомнитесь. Идете на смерть. Что может быть бессмысленней?
ГОСТЬЯ. Жизнь. А смерть – последняя мысль судьбы. Но я совсем не иду умирать. Все эти детские заклинания: «Ты отнял жизнь – отдай свою» – нынче смешны. Господин Ленин еще отнимет тысячи жизней, но уж своей не отдаст нипочем. Мне стыдно вспомнить, как шла я тогда сделать свой выстрел – ничуть не таясь. Нет. С ленинцами – только по-ленински. А их наука – игра без правил. Акция – не театр. Работа. Сделай ее и удались, не ожидая аплодисментов. Прощайте.
ДОРОГИН. Вы никуда не пойдете. Я помню Марка еще мальчишкой.
ГОСТЬЯ. Андрей Николаевич, я спешу.
ДОРОГИН. Куда это? На отстрел человечины? Тогда я заснул, но на сей раз – я бодрствую. И не пущу вас. Да-с. Не пущу. Смирись, Надежда, дворянская дочь. Вот я стою у вас на дороге. «Вы не посмеете мимо пройти». Вещая шансонетка, не так ли?
ГОСТЬЯ. Нет. Потому что я – посмею. И больше – никакого смиренья. Смиряться – не дворянское дело. (Достает револьвер.)
ДОРОГИН. Вот оно что. Сюжет повторяется.
ГОСТЬЯ. Так бывает. При роковых обстоятельствах. Но кончиться он может иначе. Сказала я вам: колесо повернулось. И вывернуло нас наизнанку. Ведь мы сейчас ненавидим друг друга.
ДОРОГИН. Черт побери! Похоже на то.
ГОСТЬЯ. Глупее всего, что я понимала: не нужно мне сюда приходить. Осталось бы у меня хоть что-то. Теперь – пропустите меня.
ДОРОГИН. Ни за что.
ГОСТЬЯ (стреляет). Я говорила вам: шутки кончились.
ДОРОГИН (опускаясь на пол). Все-таки вы меня пристрелили. Тогда – пронесло, сегодня – нет.
Она быстро проходит мимо и скрывается. Он приподнимается на локте. И видно в гаснущем его сознании издевательски хрипит граммофон: «Нам по пути. Вы не пожалеете. Вы не посмеете мимо пройти. Ха-ха-ха».
Занавес.
2001
Проза
Юпитер
Роман
1
5 сентября
Сентябрь в этом году безупречен – солнечно даже по вечерам. Воздух прозрачен, и пахнет яблоками. Но я не люблю его с детства за то, что он означает конец каникул. Детство ушло, нелюбовь осталась.
Самый несносный день после отпуска – тот, на который назначен сбор труппы, его называют Иудиным днем. И, безусловно, – по заслугам. Все неестественно возбуждены, все неестественно дружелюбны, фальшь в каждом слове, в любой интонации. Черт знает что, нельзя так наигрывать – думаю я про себя и злюсь. Это печально. Как видно, старею, я становлюсь все раздражительней.
Но что за теплынь! Почти примиряет с этим болезненным состоянием. Как бы то ни было, мир дышит летом. Оно не ушло, оно еще с нами и обволакивает улицы неведомо как до них долетевшей дачной подмосковной истомой. Город охотно ей поддается – мирная сельская ленца, в окно я вижу листву на деревьях, она обманчиво зелена. Белые лодочки облаков купаются в золотистом небе, сегодня оно по-южному молодо.
Все это позволяет дамам продемонстрировать свой загар. Он прибавляет им уверенности. Все они кажутся себе юнее, загадочнее, прельстительней. Сиротский будничный тон отступил – руки, плечи, голые ноги окрашены египетским цветом. Дочери Солнца, одна к одной!
Похоже, мое лицо выдает меня. Вокруг возникает желанный вакуум. Он подчеркивает и мое положение, и отношение братьев по жречеству – смесь уважения и отчужденности. Театр исходно иерархичен, табель о рангах здесь соблюдается. Мне можно иметь скверный характер – место в труппе у меня генеральское.
Но вот и припоздавший Матвей. Усаживается рядом со мной. Мы приятельствуем, можно сказать, что дружим, если это обязывающее слово уместно. Матвей из числа «полезных актеров» – очень размытое понятие. Обозначает оно страстотерпцев, не слишком обремененных даром, однако ж не портящих обедни, всегда готовых прийти на выручку при форс-мажорной ситуации. Незаменимые исполнители незабываемых ролей второго бойца или третьего гостя.
Ольга однажды меня спросила: зачем ему ваш чертов театр? Вопрос неизбежный: трудно понять, что побуждает отдать свои дни этой безжалостной мясорубке, которая требует от тебя быть постоянно в отличной форме, что называется – в струне, уметь отказаться от стольких радостей, лишиться права на одиночество, на сплин, даже права на нездоровье, при этом не получая в ответ ни благодарности, ни признания. Но это вопрос человека из публики. Есть в нашем деле своя волшба, она заставляет терпеть и маяться.
Все-таки дивны дела твои, Господи! В отличие от многих коллег, вполне безразличных к печатному слову, Матвей – читатель весьма усердный, неутомимый глотатель прессы, всасывающий в себя информацию с энергией мощного пылесоса. Он исступленный книгоман – эта горячка нас и сблизила. Во всем остальном он сохраняет достаточно трезвый взгляд на вещи, не обманывается и в своих возможностях. И вот подите ж – не устоял!
Наши умники никак не смекнут, что нас связывает, что я такого нашел в несостоявшемся человеке, к тому же не без перца с горчинкой. Одни объясняют моим чудачеством, другие – потребностью в оруженосце. Бог с ними! Их это не касается, люди нам по милу хороши.
Я однажды сказал ему, что ценю его симпатию. Он поморщился:
– В маленьком городке на Кавказе, в котором я имел честь родиться, была такая баня «Симпатия». Это название дал ей хозяин задолго
