Валерий Григорьев - Обречены на подвиг. Книга первая

– Десять.

– Одиннадцать.

– Двенадцать.

– Тринадцать.

Потом связь с ним прерывается. Коля Ермуханов настойчиво его запрашивает, но он не отвечает

И вот через какой-то промежуток времени, в эфире раздается голос Колпачка:

– Форсаж включил, высота четыре.

– Пять.

– Шесть.

Ермухан, понимая, что что-то не так, дает ему команду:

– Задание прекратить, возвращаться на аэродром посадки.

Но до Славика почему-то команда не доходит, и он по прежднему докладывает:

– Семь.

– Восемь.

– Девять.

– Десять.

– Одиннадцать.

– Двенадцать.

И опять на какое-то время «пропадает из эфира.

Ермухан, не переставая, дает команды на прекращение задание.

По прошествии нескольких минут в наушниках вновь раздается голос Колпачка:

– Высота две с половиной, форсаж включил, в наборе.

– Три.

– Четыре.

– Пять…

Ермуханов безуспешно пытается докричаться до летчика.

Наконец он переходит на не формальный язык радиообмена, без позывного Колпакова:

– Слава, ты меня слышишь?

– Да, слышу!

– Высота?

– Шесть, в наборе.

– Отключи форсаж, и снижайся до высоты четыре тысячи.

– Понял, отключил, на снижении.

– Остаток?

– Полторы тысячи.

– Установи приборную скорость шестьсот километров, высоту четыре тысячи, следуй на аэродром посадки.

– Понял, выполняю.

Колпачок благополучно возвратился «домой», где его ждали, врачи, командиры, и целая группа технарей, что бы разобраться по горячим следам.

Но все стало понятно, когда заместитель командира полка по инженерно авиационной службе заглянул в кабину самолета. Он спросил у еще пристегнутого привязными ремнями летчика:

– Что случилось?

– Да, сам не пойму?

Подполковник посмотрел на шланг гермошлема, который валялся между ног незадачливого летчика.

– А шланг ГШ, почему не пристегнут?

– Как не пристегнут, – искренне удивился лейтенант.

С летчиком стало все понятно, но при нормальной работе самолетного оборудования, он не должен был потерять сознание, так как «высота в кабине» за счет наддува поддерживается не выше семи километров. Когда начали разбираться с техникой выяснилось, что сломалась «чашечка» предохранительного клапана, который «стравливает» излишек давления при наддуве. Таким образом, в кабине самолета фактически образовалась «дырка», связывающая ее с закабинным пространством, то есть произошла разгерметизация. Более того, за счет такого физического явления, как инжекция, воздух из кабины «высасывался», соответственно и давление в кабине было меньше, чем за бортом.

Славик, если бы он все делал, как положено, при полетах в стратосферу, должен был обнаружить разгерметизацию. Но мало того, что он шланг забыл подсоединить, он и «высоту в кабине» не контролировал. От списания его спасло то, что сознание он потерял ввиду физиологических особенностей нашего здорового человеческого организма. Не родились еще люди способные без чистого кислорода нормально жить на высоте четырнадцать километров. Сами врачи удивлялись, как это он на такую высоту умудрился забраться.

После возвращения из госпиталя, «счастливый», что прошел ВЛК, Колпачок мне рассказывал:

– Набираю высоту, все нормально, как положено, докладываю через каждые тысячу метров высоту. На высоте тринадцать километров мне стало так весело и приятно, как будто я стакан водки «накатил». Одним, словом, «прибалдел». Потом вдруг все посерело, и стало черным как у негра в заднице. Я даже испугаться не успел. Очухался на высоте три с половиной километра, смотрю, мой «Сухарь» «весит» на форсажах, с углами порядка тридцати градусов на скорости триста пятьдесят километров, покачиваясь с крыла на крыло. Ну, я ручку немного отдал, разогнал скорость и опять «попер» вверх с докладами.

– А Ермухана слышал?

– Да, ты понимаешь, состояние было какое-то балдежное, как будто это со мной и не со мной, слышу вроде кого-то запрашивают, а меня или не меня понять не могу.

– А что, не сообразил, как оказался с высоты почти четырнадцать километров, на высоте три с половиной?

– Нет, я ж говорю, прибалдел. Потом помню, что была высота двенадцать, и опять все тоже самое, сначала все посерело, потом потемнело, и я оказался на высоте две с половиной тысячи. И опять самолет «качается» на углах и на форсаже. Я как автомат разгоняюсь, и перевожу в набор. Потом слышу голос Ермухана, который меня называет по имени, и понимаю, что это он обращается ко мне. Посмотрел на высоту, высота уже почти семь тысяч, отключил форсаж и занял, как Ермухан приказал четыре тысячи. Ну, а что было дальше ты знаешь.

– Да, в рубашке ты родился, два раза падать из стратосферы и остаться живым! Везет дуракам и пьяницам, – подвел я итог нашей беседы

Колпачку просто невероятно повезло. Су-11 был с треугольным крылом, и угол сваливания у него был тридцать шесть градусов, в отличие от «собратьев» с треугольными и прямыми крыльями, которые сваливались на углах атаки не больше двадцати градусов. К тому же самолет был хорошо сбалансирован, и при «взятой» полностью ручке управления на себя он потерял скорость, и на маленькой скорости, на «закритических» углах атаки «парашютировал» в неуправляемом полете. Стоило бы ему хоть раз завалиться на крыло, самолет бы моментально на снижении, на форсажах разогнался до запредельной скорости, и все бы закончилось столкновением с землей.

После успешных боевых стрельб остался последний рубеж для сдачи на квалификацию военного летчика второго класса – набрать посадки при минимуме погоды.

Наступила осень, вместе с ней пришла и пасмурная погода. Без особого труда я начал летать днем при минимуме погоды. В октябре, выбрав необходимые нормы налета, первым из нашего выпуска сдал на квалификацию военного летчика второго класса. Следом за мной этот экзамен успешно выдержал и Сергей Павлишин.

Поощрили нас с Сергеем, как наиболее подготовленных летчиков, очень своеобразно, но и характерно для того времени: предложили продолжить службу в Азербайджане. Отказываться от таких «привлекательных» предложений было не принято. Славик Колпаков и Валера Криницын, которые не успели сдать на второй класс, но летали по уровню второго класса, загремели на тот же МиГ-25п в Ростов-на-Дону. Остальные шесть менее успешных летчиков остались за бортом освоения новой техники в как бы опостылевшей Астрахани. Оказывается, чтобы попасть в «дыру», надо хорошо летать и быть высококлассным летчиком. А чтобы служить вблизи больших мегаполисов, достаточно летать посредственно, и иметь низкую квалификацию.