Иван Ефремов - Каллиройя

Иван Ефремов

Каллиройя

За поворотом тропинки показался дом из крепкого серого камня, невысокий и бедный на вид.

Безотчетная удалая радость заставила Антенора ускорить бег и с порывом ветра буквально взлететь по склону холма. У сложенной из грубых кусков песчаника ограды он остановился, сердце его неистово билось.

Над головой слабо шелестела серебристо-зеленая листва олив. Внизу размеренно плескалось, разбиваясь о камни, прозрачное море. Легкая белая пена металась вокруг громадных камней, будто пытаясь нарушить их тяжелую неподвижность.

В этот час сумеречной тишины берег опустел, окраина городка с редкими домами, разбросанными среди садов, выглядела совершенно безлюдной. Все ушли на праздник к храму Деметры, стоявшему у белых обрывов берега. Антенор взглянул на закрытую дверь, похожую на темнуювпадину под навесом крыльца. Он бежал всю дорогу и пришел слишком рано — еще не совсем стемнело. Молодой скульптор вернулся к морю и уселся над обрывом за кустами, думая о той, в ожидании которой так нестерпимо медленно тянулось время.

Каллиройя — новое нежно звучащее имя, которое так много обещало… и было пустым звуком, пока он не увидел ее.

Когда родилась его тайная мечта? Когда он стал задумываться о существе женской красоты и ее воплощении? Когда начал тосковать о встрече с настоящей моделью, в которой воедино бы слились его любовь и создание задуманного? Как давно это было! Он встречался со многими женщинами, но ни одна не была той, чей образ уже начал проступать среди множества прекрасных, нежных и любящих девушек, в которых все же чего-то не хватало…

А разве ом сам понимал ясно и уверенно, что ему надо? Только всесильная и нежная Афродита могла научить его, проведя через испытания, чтобы облагородить настоящее, смыть ложь…

Никто не замечал тоски скульптора. Тысячи людей знали и любили Антенора, победителя в беге на истмийских играх{1} и в плавании к Черным Утесам на прошлогодних празднествах Посейдона.

Знали, как ваятеля, создавшего Афродиту-Уранию, что стоит сейчас на краю Керамико{2} с закинутым вверх лицом, устремив взгляд в глубины неба и подставив нагие груди свету бесчисленных звезд.

Не меньшая ходила слава и об Антеноре-любовнике, горячей страсти которого о не могли забыть ни огненно-рыжая Мирике, избалованная, нежная и капризная афинянка, ни чернокудрая Тионион Александрийская, прозванная «пантерой Амафонта»{3} — две самые прославленные гетеры эллинского мира. Не забыли его и многие неизвестные женщины Аттики, Коринта{4}, Лесбоса, Кипра и Ионии…

Никто не заметил, что томительная сила Эроса, истинного владыки Эллады, породила печали в душе Антенора. Ту самую печаль, что живет в каждом настоящем художнике, изнемогающем в усилиях понять, ухватить, удержать мимолетное, создавая вновь и вновь отблески, изгибы и всплески прекрасного, на миг открывающиеся глазам и сердцу смертного. Они исчезают быстро и навсегда, растворяясь в привычных глазу и сердцу чертах обыденного, теснящегося кругом мира…

Борьба с таинственными, непонятными, но неизбежными законами смерти и времени, с вечным изменением мира, с быстротой утраты того, что мило, а мило художнику только прекрасное, столь часто оказывается бесплодной. Не хватает божественного вдохновения, меркнет свет, художник, жалкий и измученный, простирается на земле без сил и желаний, полный отчаяния…

Антенор был истинным сыном Эллады и высшее выражение красоты видел в прекрасном и желанном теле женщины. Женщины, имеющей столь великую власть над лучшими мечтами мужчины, что одно ее появление превращает пустыню в ароматный сад.

«Но в чем тайна этой власти? Что такое красота женского тела?» — без конца раздумывал Антенор.

Искусный ваятель, он хорошо знал, что ничтожнейшая разница в изгибе линии способна превратить прекрасное в безобразное или, наоборот, сделать очаровательным. Почему же эта разница то некрасива, то дивно ласкает взгляд и осязающие пальцы? Почему красивы только немногие соотношения, а бесчисленные остальные безошибочно отвергаются даже невежественным человеком? Есть красота, нравящаяся немногим, но есть и такая, перед которой склоняется любой мужчина, которой восхищается женщина, застывает в изумлении ничего но ведающий юнец…

Как понять эту истинную, безусловную красоту женщины, созданную богами как высший дар, утешение и счастье для смертного сына земли?

Как создать ее воплощение в статуе, более прекрасное, чем Урания, более зовущее и властное, чем Анадиомена{5} Праксителя, более очаровательное, чем Аэлла-амазонка{6} у Леохара?..

В памяти Антенора возникли эпизоды его периэгезы{7}: в знойной дымке ливийских берегов, в чистом ветре Крита, в темной зелени кипрских рощ.

Шествие красивых гетер в прозрачных одеждах или совершенно обнаженных на набережной Александрии… Танцы влюбленных одна в другую женщин на укромных полянах Лесбоса… Бег нагих девушек с факелами во время Тесмофорий{8}. Хоровод очищения красотой — Гормос — на площадях лаконских городов… Тайные празднества Посейдона и Коттито{9} на Крите и в Микенах…

И везде, как символ чистого Эроса Эллады, далекой от варварского стыда перед красотой, нагая молодость, гордая, нестесненная, стройная и уже только этим красивая…

В святилищах древних, разрушенных храмов, на стенах больших пещер, на откосах гладких скал Антенор не раз встречал уцелевшие изображения: статуэтки, фрески, очерченные глубокими бороздами рисунки. И в те далекие времена поклонялись женщинам, служили их красоте. Древние не достигли искусства Эллады, хотя в верных линиях, правильных расчетах объемов безошибочно замеченной пропорции угадывались настоящие, вдохновенные богами мастера. Вначале Антенору казалось грубым и несовершенным иное понимание красоты женщины, о котором говорили изображения древних.

Но постепенно молодой скульптор понял, что художники далекого прошлого своим тысячелетним опытом постигли многое, и хотя не смогли передать гармонию форм тела, но оказались ближе к тому, чтобы выявить сущность женского очарования, чем он, наследник мастеров Эллады.

Антенору показались бледными и невыразительными скульптурные каноны Эллады, созданные и утвержденные великими ваятелями: Поликлетом, Мироном, Лисиппом, Фидием.