Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
У Хармса:
Скрипка
па па пи па па
па па пи
<…>
Барабан
I–I
I–I
I–I – I–I[417]
Отмечалась и связь пьес Хармса с кукольным театром[418].
10
В каждом выпуске «The Criterion» обязательно печатались произведения зарубежных авторов. Художественных – относительно немного. Из наиболее значительных в первый год можно назвать перевод поэмы «Le Serpent» («Змей») Поля Валери и перевод рассказа «Il tabernacolo» («Часовенка») Л. Пиранделло, перевод «Иродиады» С. Малларме, а также «Malatesta Cantos» Паунда, посвященных Малатесте, кондотьеру и покровителю искусств эпохи Возрождения.
Преобладали литературно-критические и историко-культурные публикации, такие как статья «Легенда о Тристане и Изольде» Т. С. Мура, лекция В. Ларбо «Улисс», «Биографический фрагмент» У. Б. Йейтса (о мистическом опыте и расовой памяти), исторический очерк «Болингброк» Ч. Уибли, «Заметки о возможном обобщении теории Фрейда» Ж. Ривьера, «Пан» Э. М. Фостера (об употреблении бетеля в Индии). Элиот собрал вокруг себя нечто вроде редакционной коллегии, куда входил ряд знакомых литераторов. Среди них можно упомянуть поэта и переводчика Ф. С. Флинта, владельца «Poetry Bookshop» Г. Монро, поэта и критика Герберта Ридa. Позже к ним присоединились и другие, например, Бонами Добрэ, в будущем – профессор литературы в Лидсе, поэт и писатель Ричард Чёрч, издатель (математик по образованию) Ф. В. Морли.
Не особо удивляет, что авторы первого ряда, такие как В. Вулф или Паунд, в этот «ближний круг» не входили. Некоторые с трудом переносили друг друга. Элиот просто не смог бы руководить такой редакционной коллегией.
Регулярные деловые обсуждения, как это принято в Англии, совмещались с ужином (в ресторане «Commercio» в Сохо, в «Swiss Hotel») или с ланчем, обычно в пабах («Cock» на Флит-стрит или «Grove» в Южном Кенсингтоне). Ужинали, как правило, раз в месяц, более короткие встречи происходили еженедельно. Эту неформальную редколлегию стали называть со временем «группой Крайтириэна». Элиот иногда отзывался о ней как о своей «фаланге».
Р. Чёрч вспоминал, что, несмотря на сдержанность Элиота, для него была характерна «старомодная точность» выражения, сочетавшаяся с безжалостным сарказмом. К. Эйкен видел в его редакторской политике признаки макиавеллизма. «The Criterion» в соответствии с названием должен был создавать и разрушать литературные репутации. В письмах Р. Олдингтону Элиот советовал порезче критиковать прозу К. Мэнсфилд и стихи своего соотечественника К. Сэндберга. На собраниях «группы» он мог хладнокровно анатомировать произведения своих друзей – той же В. Вулф. Печатались в «Крайтириэне» и отрывки из книги У. Льюиса «The Apes of God», высмеивающей «блумсберийцев».
Но политика Элиота не была диктатом. Г. Риду он писал в 1924 году, что готов печатать любых авторов высокого литературного уровня, чьи взгляды не отрицают прямо его собственных, и он действительно печатал, например, Г. Гессе и Б. Кроче.
При менее осторожной политике журнал вряд ли просуществовал бы 17 лет. К литературным группировкам англичане относятся чрезвычайно подозрительнo – что ж, значит, не надо явно формулировать никакой программы, никого «сбрасывать с корабля современности». Но можно опубликовать хвалебное эссе о погибшем на войне поэте Т. Э. Хьюме, называя его «классицистом, реакционером и революционером» и противопоставляя его «эклектичным, терпимым и демократичным» авторам. Можно приглашать к сотрудничеству Ш. Морраса и Ж. Маритена из ультрареакционного Alliance Française, не присоединяясь к их политике.
Матери он писал, что борьба американца за литературное признание в Англии напоминает вскрытие сейфа – надо осторожно крутить колесики и прислушиваться к каждому щелчку, но лучше всего действовать изнутри…[419]
11
Политические взгляды Элиота были открыто консервативными. В предисловии к сборнику эссе, посвященных памяти англиканского епископа Ланселота Эндрюса (1555–1626), он свел их к формуле, что является «англокатоликом в религии, роялистом в политике и классицистом в искусстве».
На практике, как и многие модернисты, если они не бросались в противоположную крайность, он часто выражал свои симпатии к наиболее ярким фигурам экстремизма правого.
В письме в редакцию «Дейли мейл» (8 января 1923 г.) Элиот приветствовал серию статей сэра Персиваля Филлипса о Муссолини. В последней из статей о новом фашистском правительстве говорилось как о «величайшем эксперименте, которому мы стали свидетелями после того, как Ленин сверг Романовых», а о Муссолини – как об «одинокой и страшной фигуре, несущей на плечах тяжесть всей Италии».
12
Работу в банке становилось все труднее совмещать с другими обязательствами. Тема ухода звучала все более настойчиво.
Из $2000, полученных от «Dial», и £50, которые передали О. Моррелл и В. Вулф (они собирали средства для схемы Паунда, но затем предпочли вручить деньги персонально), Элиот образовал трастовый фонд для помощи Вивьен. По завещанию, часть наследства, которую он получил от отца, в случае его собственной смерти должна была вернуться в семью Элиотов. И ему еще не удалось возместить Расселу полученные от того ценные бумаги.
Многие трудности, выпавшие на долю Элиота, были связаны с желанием «играть по правилам», усвоенным в детстве. Но трудно найти этому какую-то внятную альтернативу.
Следующая цитата выразительно характеризует его отношение к работе: «Объем работы в Criterion рос с каждой неделей <…> Я всегда отказывался признать, что есть предел моей способности работать, и теперь я имею дело с последствиями. <…> я должен либо отказаться от Criterion не откладывая, либо покинуть банк и найти какую-то работу, которая совместима с Criterion»[420].
К слову, при леди Ротермир нигде в «The Criterion» не говорилось, что Элиот – редактор журнала и вообще что он как-то связан с изданием.
В феврале 1923 года В. Вулф посоветовала «блумсберийцу» Дж. М. Кейнсу, видному экономисту и члену совета директоров журнала «Nation»[421], взять Элиота на должность литературного редактора. На совете директоров выяснилось, что другие директора плохо себе представляют, кто такой Элиот, и хотят видеть рекомендации от «признанных литераторов».
Условия вызвали у Элиота большие сомнения – он примерно вдвое терял в зарплате по сравнению с банком, а гарантия давалась только на шесть месяцев. Вивьен вообще была настроена против. Конфликтная ситуация тут же вызвала ухудшение ее здоровья. Новым был всплеск подозрительности – друзей, убеждавших Элиота оставить банк (Ситуэллов, Моррелл), она обвиняла в предательстве[422]. В итоге Элиот отказался и от этого плана. Правда, Дж. Куинну он писал, что если снова представится подобная возможность (на чуть лучших условиях), он готов согласиться (Куинн обещал гарантировать доплату, $400, чтобы возместить потерю зарплаты в банке).
И возможно, его ранило то, насколько активно Вивьен сопротивлялась переменам, которые могли