теорию и практику интерпретации литературы, культуры, истории в гуманитарных дисциплинах и социальных науках Запада. Составившие «Мимесис» очерки о европейской словесности от Гомера до Вирджинии Вулф стали буквально классическими: по ним до нынешнего дня учат и учатся языку научной филологии. Ауэрбах подчеркивал, рассказывая о работе над «Мимесисом», что «исследование это было написано в Стамбуле во время войны. Здесь нет хорошей библиотеки для занятий европейской культурой; международные связи прерваны, – я был вынужден почти совсем отказаться от журналов, от большинства новых исследований, нередко даже обходиться без надежных критических изданий текстов… Нехваткой специальной литературы и журналов объясняется отсутствие примечаний; помимо самих текстов, я цитирую мало, а это малое было легко ввести в само изложение. Впрочем, вполне возможно, что своим созданием эта книга обязана именно отсутствию большой библиотеки; если бы я стремился приобрести знание всего, что когда-либо было написано по тому или иному вопросу, – а предметов здесь так много, – то я бы, наверное, никогда бы и не написал самой книги». Ученый сопоставляет «разделение стилей» (Stiltrennung), античного канона (и классицизма), и «смешение стилей» (Stilmischung), которое характерно в особенности для Нового завета. Анализ стиля Нового Завета в сопоставлении со стилем Гомера в «Одиссее» открывает «Мимесис». В первой главе «Рубец на ноге Одиссея» стилистический анализ маленького фрагмента «Одиссея» в его сопоставлении с фрагментом рассказа из Ветхого Завета о жертвоприношении Исаака приводит Ауэрбаха к осмыслению разницы греческого и библейского типов мышления, греческой и библейской литературы и культуры. Он заключает: «Эти стили противоположны и представляют собой два основных типа. Один – описание, придающее вещам законченность и наглядность, свет, равномерно распределяющийся на всем, связь всего без зияний и пробелов, свободное течение речи, действие, полностью происходящее на переднем плане, однозначная ясность, ограниченная в сферах исторически развивающегося и человечески проблемного. Второй – выделение одних и затемнение других частей, отрывочность, воздействие невысказанного, введение заднего плана, многозначность и необходимость истолкования, претензии на всемирно-историческое значение, разработка представления об историческом становлении и углубление проблемных аспектов». Проблема репрезентации «реальности» также находилась в центре первой книги Ауэрбаха – «Данте как поэт земного мира» (Dante als Dichter der irdischen Welt) (1929), где также ставилась проблема публики, структур читательского понимания. Этой проблеме ученый также посвятил книги «Французская публика XVII века» (Das französische Publikum des 17. Jahrhunderts) (1933) и «Литературный язык и аудитория в латинской поздней античности и Средневековье» (Literatursprache und Publikum in der lateinischen Spätantike und im Mittelalter) (1958). Ученый полагал: «В нашем распоряжении сегодня материал шести тысячелетий со всех концов Земли примерно на пятидесяти литературных языках. Многие из культур, о которых мы имеем теперь достоверные знания, сто лет назад еще не были даже и открыты, а другие культуры, хотя и были известны по отдельным фрагментам, практически оставались неизвестными, если сравнить эти фрагменты с необозримой массой новых источников, которые доступны нам сегодня. Даже эпохи, изучавшиеся на протяжении столетий, предстали теперь, благодаря новым находкам, настолько в новом свете, что понимание этих эпох стало совсем иным и возникли совершенно новые проблемы». Столь огромный материал требует научного синтеза. Для осуществления любого большого замысла Ауэрбах советовал «найти некоторый наводящий исходный пункт, заход или подступ (ein Ansatz) – как бы рукоять, которая позволяет ухватиться за предмет». Он подчеркивал, что «этим путем может двигаться также и молодой, даже начинающий исследователь, ведь если с помощью одной только интуиции суметь занять удачную исходную позицию, то это может оказаться достаточным даже в том случае, если культурный горизонт такого исследователя относительно скромен; советы старших коллег здесь как-то возместят этот недостаток». Идеальным исходным пунктом для большого исследования ученый считал интерпретацию отдельных текстовых фрагментов. Он писал своему коллеге по Марбургскому университету Лео Шпитцеру (1887–1960): «Издавна немецкая романистика находится в особом положении. Она происходит, благодаря Уланду и Дицу, из романтического историзма, это значит – из движения, которое от Гердера через Шлегелей до Якоба Гримма подняло мысль об историческом развитии и о том или ином индивидуальном народном духе, осуществляющем это развитие, до всеохватывающей руководящей идеи филологии». Ауэрбах является автором книг «Вико и Гердер» (Vico und Herder) (1932), «Романтизм и реализм» (Romantik und realismus) (1933), «Новые исследования Данте» (1944) (Neue Dantestudien) (1944), «Введение в изучение романской филологии» (Introduction aux études de philologie romane) (1949), «Четыре исследования по истории французского образования» (Vier Untersuchungen zur Geschichte der französischen Bildung) (1951), «Типологические мотивы в средневековой литературе» (Typologische Motive in der mittelalterlichen Literatur) (1953), «Сцены из драмы европейской литературы» (Scenes from the Drama of European Literature) (1959), «Собрание сочинений по романской филологии» (Gesammelte Aufsätze zur romanischen Philologie) (1962) и др.
Эрих Ауэрбах
Виктор Борисович Шкловский
(1893–1984)
Русский советский писатель, литературовед, критик и киновед Виктор Борисович Шкловский родился 12 (24) января 1893 года в Петербурге в семье преподавателя математики, впоследствии, после революции 1917 года, профессора Высших артиллерийских курсов Бориса Владимировича Шкловского, крещеного еврея, и его жены Варвары Карловны, урожденной Бундель, русско-немецкого происхождения. В 1905–1907 годах он учился в реальном училище Н.В. Богинского в Петербурге. В 1910 году Виктор провалился на экзаменах экстерном при Николаевском кадетском корпусе, зато в 1913 году с серебряной медалью окончил частную гимназию Н.П. Шеповальникова. Шкловский учился в Петербургском университете на историко-филологическом факультете, но курса не кончил, так как в 1914 году ушел добровольцем в армию в связи с началом Первой мировой войны. В 1915 году он вернулся в Петроград, где служил в Авиационной школе при Политехническом институте, а затем – в школе броневых офицеров-инструкторов и параллельно посещал университет, в котором проучился в общей сложности три года. В этот период с группой единомышленников он готовил первый и второй выпуски «Сборников по теории поэтического языка» (1916, 1917). Там были опубликованы статьи Шкловского «О поэзии и заумном языке» и «Искусство как прием». В 1916 году Виктор Борисович стал одним из основателей «Общества изучения теории поэтического языка» (ОПОЯЗ), объединившего теоретиков формальной школы в литературоведении. Тогда же Шкловский стал автором термина «остранение», означающего задачу писателя вывести читателя «из автоматизма восприятия», сделав для этого предмет восприятия непривычным и странным. Шкловский так определил «прием остранения»: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание «ви́дения» его, а не «узнавания». При остранении вещь не называется своим именем, а описывается так, как будто в первый раз увиденная. Шкловский, вступивший в партию эсеров, активно участвовал в Февральской революции, был избран членом комитета петроградского Запасного броневого дивизиона, в качестве его представителя участвовал в работе Петроградского совета. Как помощник комиссара Временного правительства был направлен на Юго-Западный фронт, где 3 июля 1917 лично возглавил атаку одного из полков, был
